«Государство уже давно продано с потрохами…»1

Тем не менее даже через задымленность интерпретируемой на все лады истории, правда все же проступает, в том числе и для тех, кому она, что называется, серпом по одному месту, или, если подняться выше, – поперек горла. Не учитывая страданий «истинных латышских патриотов», латвийский композитор Раймонд Паулс аргументированно заявил, что главными виновниками в 1917–1918 гг. были отнюдь не русские, а латыши. В интервью газете Neatkarīga маэстро говорит: «Я немного изучал то, что происходило в 1917 и 1918 годах. Кто был главными убийцами? Наши соотечественники. Что они творили на Украине? Кто формировал весь этот чекистский аппарат? <...> Кто отстаивал ту революцию? И кто служил в охране Кремля? Латышские стрелки. Поэтому лучше уж помолчим об этих делах. Это история, и ничего тут не сделаешь», – вздыхает тот, в чьем музыкальном багаже революционных маршей нет. Однако развернем озвученную мысль.

Прививка от стрелков

19 ноября один из показательных латышских полков был вызван в Петроград с целью усиления революционного гарнизона. В начале 1918 года солдаты высокой пролетарской сознательности пригодились для разгона Учредительного собрания, что послужило началом большевистской диктатуры. Под командованием бывшего подпоручика Яна Петерсона 250 дисциплинированных латышских стрелков были двинуты на охрану Смольного дворца – колыбели революции. Эти стрелки охраняли и литерный поезд, на котором спешили в Москву Ленин и члены правительства Советской России. В Москве отряд Петерсона, преобразованный в отдельный полк, взялся за охрану Кремля – места работы и жительства руководителей страны.

Нашлось чем заняться и остальным латышским стрелкам, например они приложили свои молодые силы в карательных органах.

Из резолюции собрания дружины Красной гвардии при Исполнительном комитете латышских объединенных секций Московской организации РСДРП (ноябрь 1917 г.): «Дружина Красной Гвардии... находит, что... освобождая юнкеров от ареста, Военно-революционный комитет вместе с тем дает им возможность снова встать против революционного народа. Мы, латышские стрелки и рабочие, члены Красной Гвардии, категорически требуем, чтобы все арестованные юнкера и прочая буржуазная сволочь были преданы властному революционному суду...»  А вот цитаты из публичных выступлений заместителя председателя ЧК Я. Петерса: «Я заявляю, что всякая попытка русской буржуазии еще раз поднять голову встретит такой отпор и такую расправу, перед которой побледнеет все, что понимается под красным террором...» «...Произведена противозаразная прививка – то есть красный террор... Прививка эта сделана всей России...» – писал Петерс о расстрелах сотен заложников после покушения на Ленина и убийства Урицкого в 1918 году.

Выездная сессия

После того как части Красной Армии выбили деникинцев из Ростова-на-Дону, корреспондент газеты «Революционная Россия» восхищался: «Чрезвычайка, возглавляемая Петерсом, заработала. Очень часто сам Петерс присутствовал при казнях местных казаков... Красноармейцы говорят, что за Петерсом всегда бегает его сын, мальчик 8–9 лет, и постоянно пристает к нему: «Папа, дай я!» Не отставал от своего коллеги-земляка и другой видный чекист – руководитель Всеукраинской ЧК Лацис (к слову сказать, «органы» в Киеве чуть ли не наполовину состояли из латышей). Данный товарищ в своем «классовом подходе» переплюнул едва ли не всех других «рыцарей революции»: «Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов или доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против Советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить: какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого...»

Среди карательных мер в исполнении латышских революционных войск – «экспедиция»  на Дон в конце 1917-го, где вспыхнуло восстание «казацкой контры» во главе с генералом Калединым. После взятия Ростова стрелки вместе с другими красными войсками навели в городе «революционный порядок»: расстреливались все мужчины и даже подростки, заподозренные в сочувствии «офицерью». Согласно статистике, которую приводит исследователь истории «красного террора» С. Мельгунов, только по 20 губерниям Центральной России в 1918 году было зарегистрировано 245 крупных контрреволюционных выступлений, в подавлении которых использовались латышские стрелки. А созданная в апреле 1918-го Латышская дивизия под командованием И. Вацетиса стала этаким общероссийским спецназом – ее подразделения принимали участие в разгроме практически всех крупных выступлений против большевистской власти. В 1919 году между Череповцом и Вологдой ежедневно курсировал карательный поезд с отрядом латышей и матросов. «Поезд останавливался на какой-нибудь станции, – вспоминал очевидец, – и отряд по своему усмотрению или доносу начинал производить обыски, реквизиции, аресты и расстрелы...» На официальном языке это называлось «выездной сессией Особого отдела ВЧК».

Усмиряли пулеметами

Внесли свой жуткий вклад латышские стрелки и во время многочисленных крестьянских бунтов на Тамбовщине. Из приказа тамбовской ЧК (сентябрь 1920 года): «Провести к семьям восставших беспощадный "красный террор"... Арестовывать в таких семьях всех с 18-летнего возраста, не считаясь с полом, и если бандиты выступления будут продолжать, расстреливать их...» Счет убитых в деревнях Тамбовщины «врагов революции» и заложников шел на сотни и тысячи человек. А в Шацком уезде красные каратели расстреляли толпу верующих. Местные жители устроили было крестный ход, пытаясь защититься от разгулявшейся эпидемии испанки с помощью чтимой иконы Богоматери, но чекисты, усмотрев в этой акции «контру», арестовали и священника, и икону. Когда же крестьяне – женщины, дети, старики – попытались спасти святыню, их хладнокровно покосили из пулеметов. Страшную память о себе оставили латышские стрелки в Крыму. После того как войска генерала Врангеля были выбиты из Тавриды, стрелки вместе с другими красноармейскими частями и отрядами чекистов занялись «чисткой» полуострова от «всякой белогвардейской сволочи». Всех неблагонадежных, всех, кто не мог убедить в своем пролетарском происхождении, ожидала расправа. Людей расстреливали, топили в море, сбрасывали с обрывов. В Севастополе все деревья, все фонарные столбы в центре города были «украшены» трупами повешенных «врагов советской власти» – среди них инженеры, гимназисты, врачи... В общей сложности на полуострове тогда казнили более 100 тыс. человек. Еще одна «усмирительная акция», в которой принимали участие отряды латышских  стрелков, связывается с подавлением кронштадтского восстания, когда общее число казненных мятежников (солдат и матросов) достигло двух с половиной тысяч.

Печальное будущее ожидало «железную гвардию Октября»: во времена сталинских репрессий многие из этих людей погибли. Но часть сумела-таки вернуться на родину. В буржуазной Латвии 1920– 1930-х годов «заблудших сыновей» сочли преступниками, судили и отправили в тюрьмы. А когда Латвийское государство было присоединено к Союзу, официальная пропаганда вновь возвела латышских стрелков на пьедестал почета.

Мысли по инерции

Но что это? В последнее время участились признания самих латышей о том, что не все, мол, в порядке в родном отечестве. Не нравится им, знакомым с историческими фактами, против которых не попрешь, что Латвия продолжает говорить с Россией языком ультиматумов, пытаясь выставлять счета за оккупацию, русификацию и тяжелое наследие советского прошлого. «А если Россия, как правопреемница СССР, предъявит Латвии встречный иск?» – задается вопросом известный общественно-политический деятель, директор баскетбольной школы «Рига» Гунтис Шенхоф в одном из интервью. «Например, обсчитает роль латышских стрелков, штыками которых завоеван Октябрьский переворот и уничтожена Российская империя? Сколько наших чекистов бесчинствовали по всей России, заливая ее кровью! А если вспомнить советское время, сколько всего здесь было понастроено – мы же по сей день ездим по этим мостам и трассам. Москва вкладывала в Латвию деньги, а Брюссель одной рукой дает, а другой – отбирает, да еще с процентами». И, развивая далее свою мысль, с горечью замечает: «У Латвии давно нет никакой независимости. Мы стоим на коленях и перед Брюсселем, и перед МВФ – он уже задавил нас этими миллиардными кредитами. Что там за секретный протокол, никто не знает! Скорее всего, государство уже давно продано с потрохами, а народ еще по инерции думает, что он независимый...<...> Придет время, когда латышские радикалы будут с умилением вспоминать русских, которых столько лет мечтали выдавить отсюда. Потому что на их место приедут люди другой религии и цвета кожи, им уже не заявишь: "Убирайтесь к себе на родину!"»

Так может, довольно жить рецидивами прошлого, наступать друг другу на больные мозоли, провоцировать друг друга – пора реально объединять общество и вместе решать насущные проблемы! И уж совсем «крамольный», но жизненный пример приводит Гунтис о том, что (о  ужас!) латыши «сдавали своих из зависти». «Наша семья тоже была выслана в Сибирь. Недавно я решил поднять архивные документы, хотел узнать, с чьей же подачи мы заслужили такую участь. Оказалось, брат отца «позаботился». При Улманисе мы жили зажиточно, а он, воспользовавшись ситуацией, унаследовал всю нашу землю и дома. Слава богу, бабушка и мама не дожили до этой правды…» – честно признается латыш, призывая создавать новое общество, без обоюдных обид на прошлое, до которого уже не дотянуться.

P. S. В материале использованы факты из статьи А. Добровольского.