Силва-Вероника Линарте: "Мир полон добрых людей"2

Вырванные с корнем

Она родилась в 1939 году в Ликсненской волости Даугавпилсского района. В благополучной семье педагога сельской школы Антона Скринда росли четыре дочери, одна из которых Силва. Сестра отца, учитель латышского языка в еврейской школе Резекне Текла, узнала, что готовится высылка части латышской интеллигенции, семья Скринда значилась в этом списке. Но поверить в это было невозможно. Отец, не зная за собой никаких нарушений закона, искренне любил своих учеников, а мама задавалась вопросом: «Да где же они возьмут столько вагонов, чтобы вывезти такое большое количество людей?» Тем не менее тетя  Текла, у которой наивности было меньше, спасаясь, уехала из дома, а в 1944-м вообще эмигрировала в Канаду, дожив там спокойно до 102 лет.

Семью Скринда в полном составе (младшей дочери было 11 месяцев) репрессировали 14 июня 1941 года. Ни суда, ни обвинения, ни следствия… В доме, где они жили, вскоре образовали школу. В Ницгале высылаемых из Латвии распределили по известно каким вагонам – мужчины и женщины должны были ехать в разных. Обещали, что в Канске Красноярского края семьи воссоединятся. Но той встречи так и не случилось – мужчин направили в лагеря НКВД. Худшим для матерей с детьми оказалось то, что у отцов, братьев, мужей остались основные вещи, захваченные с собой из дома. Когда прибыли на место, в сибирскую Новопокровку, нечего было выменять на еду, к тому времени уже шла война. В Новопокровке на все село один мужик – Николай, остальные на фронте.

И так получилось, что семью Скринда этот Николай приютил у себя. Мама Силвы вместе с другими женщинами должна была собирать живицу в тайге. Никакой спецодежды и обуви – босиком туда, где змеи и валежник. Иногда голод одолевал так, что крапиву обирали до последнего листочка. В одну из голодных весен жители деревни собирали оставшиеся с осени колоски на поле, не зная, что они ядовитые: за неделю умерло 27 человек. Гробы делать некому – и матери несли своих детей на кладбище на руках и хоронили без гроба. Смерть не разбирала национальностей. «Помню, как по весне я сидела на огромном пне, а женщины тащили на себе большой плуг, запахивая землю. Тогда мне казалось, что так и должно быть… Сегодня пришло большое желание написать эту картину, уже делаю эскизы по сибирской теме», – рассказывает Силва.

После войны в Новопокровку вернулся только один ее солдат – сын того самого Николая. Деревенская детвора ссорилась, порой до драки: «Это будет мой папка!» – «Нет, мой!»

В 1946-м прошел слух, что детям репрессированных до 16 лет разрешат вернуться на родину. Семья Скринда, в которой осталось четверо (младшая сестренка Силвы умерла от дизентерии, отец погиб в лагере еще в 1942-м) потопала пешком до Иланска, а это 60 километров. Силва с сестрами приехала в Латвию в последнем из десяти отправляемых в разное время вагонов. Добирались месяц, иногда их вагон цепляли к поезду, следовавшему в противоположном направлении. 18 ноября 1946 года дети, наконец, ступили на перрон Рижского вокзала. У Силвы длинные рукава фуфайки тянулись по тротуару, а в глазах застыл немой вопрос: «Что будет дальше?» А дальше их помыли в бане, где девочки впервые увидели душ; в детдоме на ул. Кулдигас, 114, выдали одежду. Силве досталось платье в цветочек, а вместе с ним первая за долгое время радость. Когда прибывших из Сибири усадили за сладкий стол, дети, не видевшие до этого ничего, кроме картошки, не понимали, как обращаться с печеньем. Тогда комендант приказал наварить картошки. Вот это понятная еда!

Черные сапоги под воротами

Вдруг выяснилось, что они возвращены из Сибири незаконно. Значит – вон из детдома! Силву спас двоюродный брат отца, взяв к себе на воспитание (ее деду было не под силу прокормить всех троих), а позднее отдал добрым сельским людям, которые не имели своих детей. В Предниеки было тепло и сытно, к Силве относились хорошо – девочке купили калоши, повели в костел в Ликсне. «Это был самый счастливый период моего детства», – вспоминает Силва-Вероника.

Тем временем мама Силвы искала возможность вернуться в Латвию. Дед, продав лошадь и корову, отправил ей деньги, которые она отдала начальнику за то, что тот не будет ее разыскивать в течение двух недель. По бумажке, на которой значилось, что она едет в отпуск, женщина, не имея других документов, прибыла в родные места. В 1948-м меняли паспорта, знакомый студент по фамилии Раснач, не задавая лишних вопросов, выписал ей новый паспорт. Это была великая радость, а еще надежда, что все наладится. Но тут пошли слухи, что будут возвращать в Сибирь тех, кто покинул высылку самовольно. Силва помнит, как увидела под воротами много черных сапог, а потом во двор вошли милиционеры, зачитали приговор: 83-я статья, побег…

Мама, которая к тому времени, выйдя вторично замуж, носила фамилию Мукане, и трое ее дочерей оказались в Даугавпилсской тюрьме. Потом тюрьмы в городах менялись: рижская, ленинградская, кировская и красноярская – самая страшная, в одной камере 50 человек, тут же параша, возле которой Силва спала в течение двух месяцев. Неожиданно их выпустили, приказав вернуться в Иланск и далее в Новопокровку, до которой в страшный мороз добирались на лошадях. Черемшанка с бараками, где жили литовцы, Вершинка, где Силва училась в начальной школе, Прокопьевка, где жила семья маминого брата… Все эти деревни Силва помнит. Кстати, в Прокопьевке тогда проживала и известная в Даугавпилсе Фаина Осина, детство которой тоже связано с Сибирью. Деревня Улюколь Дзержинского района стала последним пристанищем для мамы Силвы – Марии, там ее похоронили.

Возвращение навсегда

В 1957 году вышло постановление, по которому сиротам разрешалось вернуться на родину. Не было уже в живых доброго деда, в их доме по-прежнему действовала школа. Но жизнь продолжалась, внося свои коррективы. Силва окончила среднюю школу, потом Рижскую художественную, в этот период ей помогла выжить своими посылками и денежными переводами славная тетя Текла. В Ницгале, куда Силва приезжала на каникулы, девушка познакомилась с будущим мужем – Леонардом Линартом, тогда студентом сельхозакадемии. По направлению супруги, окончив вузы, оказались в Резекне, где у них в 1962 году родились близнецы – Илона и Даце. (Обе дочери Линартов окончили отделение текстиля в Академии художеств в Риге, Илона в настоящее время – директор школы Saules в Даугавпилсе). В Резекне семья прожила до 1970-го, когда Леонарду предложили должность директора Даугавпилсского леспромхоза. Но на карьеру бросила тень биография жены – должность уплыла в другом направлении. Линарты поселились в Риге, Силва стала работать в Рижской художественной школе, Леонард – в Министерстве лесного хозяйства. Желание достичь большего в творчестве обернулось для начинающей художницы учебой в Академии художеств. В 1991 году к ней явилась мечта – восстановить родительский дом в Ваболе. На ремонт уходили все заработанные деньги, Силва сама была и дизайнером, и проектировщиком. Мечта осуществилась, и сегодня хозяйство «Скринда» в живописном обрамлении красной герани, что зацветает летом, предстает в самом что ни на есть замечательном и благополучном виде.

С 1992 по 2000 год Силва-Вероника Линарте занимала должность главного художника Даугавпилса. В это время ее деятельность в основном связывалась с разнообразной оформительской работой.

С. Линарте – автор знака «Даугавпилсу 725 лет», а также различных логотипов. В 2010 году Геральдическая комиссия при канцелярии президента утвердила герб Даугавпилсского края, выполненный Силвой Линарте. В творческой биографии мастера – многочисленные персональные выставки картин, проходившие как в Латвии, так и в Беларуси. В настоящий момент готовится выставка полотен Линарте в Латышском обществе Риги. Силва Линарте называет себя мастером предметной и беспредметной живописи. Ее живопись производит впечатление легкой, воздушной, почти невесомой…

Сегодня Силва (овдовевшая в 2004-м) продолжает работать преподавателем композиции в школе Saules. Разменяв восьмой десяток, она все еще подвижна и полна энергии, не разучилась улыбаться людям. «Мир полон добрых людей. Живу людской добротой, и мне хорошо от этого.

Но из памяти никогда не уходил этап жизни, связанный с Сибирью. Наверное, я очень долго вынашивала в себе эту тему, и только сейчас пришло желание взяться за нее как художнику. Возобновила переписку со своей подругой по Красноярску Ниной Ступаковой. В то, что я стану художником, первой поверила моя учительница в Прокопьевке Ольга Петровна, подарив мне в самое тяжелое время цветные карандаши», – рассказывает Силва, и вдруг, несколько отвлекаясь, восклицает: «Как же я люблю старые русские песни!» «Значит, вы пели их там, в Сибири?» – спрашиваю. «Ой, да еще как пели! И частушек русских много знаю, вот, пожалуйста:

Мой миленок, как теленок,

Только разница одна:

Мой миленок пьет из кружки,

А теленок из ведра!»

Смотрю на эту статную, не потерявшую веру в людей женщину, прошедшую через испытания, оказавшиеся непосильными для многих, и удивляюсь ее человеческой стойкости. «В лагерях и на выселениях мучились не одни латыши. Эта страница истории коснулась всех национальностей. Помню, как мои русские подружки делились со мной последним куском хлеба, мы выручали друг друга в страшную пору, и я никогда не забуду той совершенно свободной от политики дружбы», – говорит Линарте, которая собирается еще раз, так же как в 1982-м, совершить паломничество к своему очень трудному, но ставшему отчего-то таким дорогим сибирскому детству.