Проблемка эта уходит своими корнями ещё во времена Первой латвийской республики, когда киш-миш из партий и группировок пытался играть в демократию, но в результате не успел и гаркнуть от быстроты переворота Ульманиса. Все это время Райнис (светлая голова!) упорно пытался ввести в оборот слово «latvji» т.е. латвийцы, но один в поле оказался не воин. В свою очередь в 1991 году об этом вспомнили лишь на миг, а потом и вовсе позабыли, обидев, ко всему прочему, свыше 600 тыс. людей.

Сегодня же деградация понятий происходит по всем фронтам. Наверное, уже скоро мы будем говорить на каком-нибудь детском сленге, выражающим не явления, но отношение к чему-либо. Кстати, уже сейчас в эту копилку можно смело закинуть такие слова как «терроризм» или «гибридная война». Но «национальность» в понимании постсоветских людей – это что-то с чем-то.

Как понять смысл слова? Очень просто – нужно узнать, из какого языка оно родом и как его употребляли сами его носители. Родом оно из английского и означает всего лишь принадлежность человека к тому или иному государству, т.е., нередко является синонимом гражданства. В наших же широтах этот термин претерпел самую страшную из возможных мутаций и превратился в синоним этноса, этнической принадлежности.

Поэтому почти во всей Восточной Европе на вопрос «Какой вы национальности?» вам ответят «Я русский/латыш/поляк». Для европейца, приехавшего сюда из какого-нибудь Амстердама, такой ответ сразу же вызовет удивление и следующее вопрошание – «Вы тут проездом или турист?». А вот на это местные русские уже могут обидеться. Улавливаете глубину непонимания?

Понятие «национальность», простое как пять копеек, в 30-х и 40-х годах знатно изуродовали фашисты и нацисты. Это их лингвистическое достижение потом было закреплено советскими властями, для которых запись в «графе номер пять» являлась мощным инструментом контроля над «особыми гражданами» (немцами, евреями, крымскими татарами и т.д.). Горестно, но латвийские политики-философы до сих пор не вернули термину национализм его исконный смысл, а сам корень «нацио» сегодня в стране воспринимается или с опаской или с бравурой. Как в таких условиях можно создавать политическую нацию – не понятно.

Хочется отметить, что в соседней России ситуация с национальностью состоит ещё хуже (не для злорадства сказано). Там всевозможные Вовы и Задорновы елейным голосом твердят: «русский – это любой житель в России и даже за её пределами, если он чувствует принадлежность к ней». То есть, тут налицо подмена понятий в квадрате - россиянин как таковой уходит на третий план.

В это время Латвия пытается продать и без того замученным болтовней людям «чувство принадлежности к латышской культуре». Культура то тут причем…? Дикий детский сад на самом высоком управленческом уровне, на который тратятся целые часы дискуссий.

Для адекватного восприятия «национальности» можно глянуть на Швейцарию, Канаду, США, Израиль и ряд других развитых стран, где отчетливо понимают, что на первом месте должна стоять не бирка «немец/француз/мексиканец/еврей», а пометка той страны, за которую ты в ответе или которую ты хотя бы представляешь.

Национальность – это отметка об индивидуальной ответственности перед определенной общностью людей, решивших создать и поддерживать свой политический уклад. Национальность – это не «отметка гордости», которую человек получает автоматом по рождению и благодаря которой он может бахвалиться, даже если сам не способен зашить дырку в своих трусах. Но второй вариант ведь так сладок! Жаль только послевкусие от него бывает с привкусом кровавой горечи.