Обратите внимание: материал опубликован более чем девять лет назад

Приключения миссис Л. на родине Достоевского7

Приключения миссис Л. на родине Достоевского
Эта история, случившаяся во второй половине восьмидесятых, имеет прямое отношение к сегодняшнему дню. Да, пожалуй, и к завтрашнему. Я тогда много времени проводил в Питере и однажды меня познакомили с молодой американкой – председателем Бостонского фонда независимых кинорежиссеров.

 

Настоящую живую американку я видел впервые, и она сильно отличалась от собственных карикатурных прототипов из журнала «Крокодил»: на ней не было огромных черных очков, взбитой копны волос и размазанной по лицу косметики; она не носила «развратные» черные чулки в крупную сеточку и она не вертела оголенной задницей.

 

Зато этих признаков изрядно хватало у тогдашних девчонок с Невского; они думали, что именно так выглядит настоящая американская леди. Офигеть, какие мы были наивные.

 

***

 

Дебра Л. была не менее наивной, чем я или питерские девчонки:  она приехала из Америки в СССР изучать опыт наших независимых кинорежиссеров. Если кто не понял юмора, подчеркиваю слово «независимые». Тут все логично: они же там в Бостоне противостоят ненавистному Голливуду – а значит и в России имеется свое параллельное «независимое» кино.

 

В те годы я ничего не знал об американской левой интеллигенции; - неприличное слово «Голливуд» Дебра произносила интонацией советского ветерана-коммуниста.

 

О том, как я таскал ее в ДК Ленсовета, как мы смотрели там фильмы ленинградских кинолюбителей и что из этого вышло, я уже когда-то рассказывал; - сейчас речь о другом.

 

***

 

Итак, добрые люди свалили на мою голову любознательную американку, которую нужно было чем-нибудь занять. И я добросовестно таскал ее по всему Питеру – в те времена там было что посмотреть: «митьки» выставляли самих себя вместе с картинами, в знаменитом «Сайгоне» все еще подавали противнейший ленинградский кофе «из ведра» - липкие столики помнили времена Бродского, в «Андерграунде» можно было встретить хоть Виктора Цоя, хоть Шевчука, а на богемных тусовках обсуждали «господина оформителя».

 

В общем, таскал я ее таскал, и с некоторых пор начал ловить на себе настойчивый взгляд моей спутницы. Непонятная смесь ожидания, недоумения и даже раздражения. Это состояние нарастало и в воздухе запахло нехорошим объяснением. И однажды она не выдержала:

 

- Ну и когда вы просить начнете? Мне долго еще терпеть?!

 

Я изумился, но все оказалось не тем, о чем игриво подумалось. Чуть не на грани истерики американка пожаловалась, что за последний месяц я далеко не первый таскаю ее известными маршрутами и морочу ей голову. Но вот уже третий день бедная женщина находится в напряжении: когда же я, наконец, начну просить у нее деньги,  приглашение в Америку или, на худой конец, обещание прислать по почте партию дефицитных джинсов:  «У вас водят по городу, показывают дом Раскольникова, а потом начинают просить доллары. Вы все думаете, что раз я из Америки, значит миллионер!»

 

Это был шок: мои предшественники открылись с неожиданной и шокирующей стороны – и это я не о доме Раскольникова. Либеральная американская киношница излила свое возмущение на мою невинную голову – она никак не ожидала, что простые советские люди окажутся такими лживыми, расчетливыми и поголовно продажными. А ведь она всегда надеялась, что только наша страна и наш народ смогут противостоять «американскому империализму» (я чуть не упал от этих слов); особенно ее возмутила наша «бездуховность» (да-да, Достоевский – любимый писатель!)

 

Дебру продолжало нести: оказывается для нас тут самое важное – это одежда и богатство; даже культурные люди удивляются, почему на ней такие простые и непрестижные вещи, ведь она может купить все самое роскошное: джинсовую юбку, высокие сапоги на шпильках и даже дубленку...

 

Собственно у меня в голове вертелся похожий вопрос; - молодая и привлекательная женщина была одета в школьные башмаки и в одну из тех уродливых курток, которые носят подростки из неблагополучных семей. От ее облика несло серым и безнадежным советским швейпромом.

 

 «А ведь я специально одеваюсь из вашего универмага, - чуть не заплакала Дебра, - у вас сейчас очень бедная жизнь и я хочу быть такой же, как ваши люди, я даже на такси не езжу – только на трамвае, а ведь я могда бы жить здесь как царр!»

 

Она так и сказала тогда «как царр». Современники с неотшибленной памятью вспомнят: в те несколько лет дичайшего валютного перекоса можно было за доллар купить чуть не грузовик хлеба, а за десять тысяч долларов – небольшой заводик. Американский студент на каникулах смотрелся бы Гарун аль Рашидом в малиновых штанах, но я таких ни разу не встретил; в питерских кабаках гуляли либо местные бандюки, либо  «русские американцы» - и те и другие считались высшим сословием.

 

И вот в этих самых условиях наивная американка заискивала перед нашим народом ...одеваясь в советские шмотки?! Питаясь в столовке?! Разъезжая в трамвае вместо крутой наемной тачки?! ...Плохо же она усвоила любимого Достоевского; мы-то с вами прекрасно знаем: не за ЭТО у нас уважают,  у нас уважают за ДРУГОЕ.

 

Повторяю: много интересных подробностей могут припомнить современники с неотшибленной памятью – это отдельная большая тема ,а сейчас хочу сфокусироваться на одной из деталей эпохи:  чуть не на каждом питерском углу стояли коробки с «ножками буша» и миллионы измученных дефицитом людей впервые за всю свою советскую жизнь начинали осознавать: курятина - это не новогоднее блюдо, а доступный ежедневный продукт.

 

...Но даже самые прозорливые не догадывались, что в этих гуманитарных коробках тихо дремали возбудители нашей будущей эпидемии антиамериканизма.

 

***

 

...Потому что - повторю еще раз - плохо америкосы нашего Достоевского читали. Иначе бы поняли, что эти самые «ножки буша» мы им никогда не простим, так же, как не простили тушенку сороковых и продуктовые наборы двадцатых.  И «трамвайной» дебориной деликатности не простим, и что не куражились,  что в морду нам не плевали – не по-нашему это; и то, что нашей тогдашней беспомощностью не воспользовались – не разорвали на части, не уморили голодом, не добили – а ведь могли - не простим и этого; самоунижения, собственной продажности, жадности, добровольной лакейской ссученности не простим - за все ответят пиндосы проклятые.

 

Помните, как Настасья Филипповна объясняла простодушному князю Мышкину: нет более страшного человека, чем тот, который добровольно унизил себя до самого дна. И можно представить, какая постыдная гадость таится на том самом дне души самых упоротых вставателей с колен. Это кто ж тебя тогда на колени поставил, обиженный! Может признаешься?!


***

 

Прав был Аксенов: любви мы у них вымаливали. А получили промышленность и тушенку. И права оказалась Дебра: доллары мы у них вымаливали. А получили демократические окорочка. Ну, а раз так – возьмем свое страхом. Об одном тревожусь: размахивая рогожинским ножом, не наделать бы необратимых глупостей, а то кто же нас потом окорочками откормит.