Согласно подсчетам, в результате организованных советскими властями массовых депортаций до 29 марта в Сибирь – в Амурскую, Омскую и Тамбовскую области – было вывезено на поселение более 42 тыс. жителей Латвии, среди них разновозрастные дети и очень пожилые люди. Высылая несовершеннолетних, руководствовались своеобразными принципами «гуманности», в том смысле, что дети, отправляясь в неизвестность, не отделялись от семьи. В этом трагическом пути около 200 человек скончалось, так и не доехав до пункта назначения. 

Операция «Прибой»

«Законодательной основой» для депортации стали решения Совета Министров СССР от 29 января 1949 года и февральская инструкция Министерства Государственной Бе-зопасности, предусматривающая процедуру депортации «некоторых категорий жителей из Латвийской ССР, Литовской ССР и Эстонской ССР». 17 марта 1949 года Вилис Лацис в качестве Председателя подписал постановление Совета Министров Латвийской ССР о депортации. Акция 25–29 марта 1949 года коснулась более чем двух процентов тогдашнего населения страны. В списке приговоренных к высылке значилось 9000 семей. Из Даугавпилса и окрестностей было вывезено около полуторы тысячи жителей. Стоит отметить, что в отличие от репрессий 1941 года большинство депортированных в 1949-м не попали в сталинские лагеря, а были поселены в Сибири. Операция по высылке носила название «Прибой». Ставилась цель – очистить территорию Латвии от двух групп населения: от кулаков – жертв политики раскулачивания и семей «национальных партизан», скрывавшихся в лесах. Обложенные повышенным денежным налогом и натуральными поборами к концу 1948 года практически все кулаки оказались на грани разорения. При этом разоренных кулаков и подкулачников не принимали в колхозы. В число кулацких попало 10 942 хозяйства (4,1% от общего числа).

Всего было выслано: 29 030 кулаков, 13 095 – националистов. Количество мужчин при этом составляло 26,9% от общего числа выселенных, женщин – 47%, детей 26%. Существуют сведения, что списки депортируемых составлялись поверхностно, бывало, что при этом сводились личные счеты. Да и среди скрывавшихся в лесах национальных партизан не все были бандитами и мерзавцами.

Однако в тот  сложный исторический момент ни о каком компромиссе или объективности говорить не приходилось. Несогласные с официальной позицией и политкурсом подлежали репрессиям, такая установка относилась и к сочувствующим.

Между тем отмечают, что к весне 1945-го большую часть «национальных партизан» составляли выходцы из попавших под кампанию коллективизации крестьян.

Значительное количество спецпереселенцев смогут вернуться в Латвию в 1956 году. Тогда как возвращение признанных националистами и партизанами было отложено до 1963 года. Однако радость встречи с родиной у многих омрачится не только утратой здоровья, но и оставленной в Латвии собственности. К вернувшимся будут относиться с подозрением, чинить препятствия в карьере, в получении высшего образования, в выборе места жительства, профессии.

По классовому принципу

Среди тех, кто вернется, будет и даугавпилчанин Фома Филатович Морозов, о судьбе которого газета «СейЧас» писала в 2009 году. Семье Морозовых в 1949-м дали 20 минут на сборы, а Фому забрали прямо со студенческой скамьи Даугавпилсского пединститута. Его младшему брату в ту пору было 14 лет. В чем этот паренек успел провиниться?.. В одном вагоне с Морозовыми ехал 80-летний старик с 7-летним внуком. Такое вот равенство! Впечатление, что несчастными людьми выдавали норму, как на угольной шахте. Норму на страдание. В то же время не надо забывать, что в 1929 году в места, куда вывозили жителей Латвии, также прошло раскулачивание – в конце 1940-х здесь активно строили социализм. У сибиряков поначалу складывалось впечатление, что к ним привезли пособников фашистов. Отсюда и настороженное отношение. И все-таки в результате побеждала человечность. Сельское хозяйство – колхозное или совхозное – поднимали плечом к плечу. А где, как не в совместном труде, проявляются людские качества! В данном случае труде самоотверженном. Отдушиной для глаз становилась величественная красота сибирской природы. Среди нее и лес валили, почитай, голыми руками. Суровость климатических условий и быта выносил не каждый. «Бонусом» шли кровожадные полчища мошкары, когда кусок хлеба ко рту без нее, проклятой, не донесешь. Была и масса других испытаний, о которых написано много книг. К теме сталинских репрессий в своих произведениях обращались Гинзбург, Тендряков, Солженицын, Шаламов…

Последствиями трагедии 1949 года стали: хозяйственная катастрофа села, что отчасти компенсировалось конфискованными у высланных запасами зерна и сбережениями, а также морально-психологический шок, стимулировавший повальное «вступление» в колхозы (на 1 мая 1949 года в них оказалось 71,6% крестьянского населения), был и перелом в подавлении сопротивления «лесных братьев», ликвидированного к 1956 году. Необходимо отметить, что, по мнению историков, трагические депортации 1941 и 1949 гг. не могут быть названы этнической чисткой или геноцидом латышского народа – для советской власти в большей степени были характерны репрессии по классовому признаку. Среди депортированных в 1949-м были не только латыши, но также русские и представители других этносов. Интернациональный подход распространялся также на лиц, осуществлявших операцию по выселению. Утверждать, что среди них не было латышей, – грешить против истины. 

Родина и народ

Фома Морозов вернулся в Латвию в 1958-м. Окончил железнодорожный техникум, впоследствии до самой пенсии проработал старшим инженером. Став членом Даугавпилсского клуба политрепрессированных, собирал воспоминания тех, кто прошел через жернова сталинских лагерей и выжил в условиях, когда проще было умереть.

Журналисту газеты «СейЧас» Фома Филатович как-то передал два альбома, один из которых имеет эпиграфом слова: «Колыма, Колыма – чудная планета: двенадцать месяцев зима, остальное – лето», – и посвящен в том числе «узнику Колымы» Маркияну Григорьевичу Ермолаеву, уроженцу деревни Колобухино Бикерниекской волости Даугавпилсского уезда. Статья об этом человеке также публиковалась на страницах газеты «СейЧас» («Проще было умереть», 2010). Второй альбом «Душа Родины» назван по одноименной книге русского писателя и мыслителя Ивана Шмелева (1873–1950). По сути, этот альбом во многом и есть отсканированная книга со вставками, сделанными рукой самого Ф.Ф. Морозова, ныне человека весьма почтенного возраста. «В путях исканий мы должны видеть верный маяк, минуя обманчивые огни, что мигают и там, и там… Что это значит – найти Родину? Прежде всего душу ее почувствовать. Иначе – и в ней самой не найти ее. Надо ее познать, живую! Не землю только, не символ, не флаг, не строй. Чуют ее пророки – ее поэты; по ней томятся, за нее отдают себя. Отдают себя за ее Лик; первое дело – Родина и народ...» – писал Шмелев, мысли которого и сегодня находят отзвук в сердцах многих и многих!

«Неужели, чтобы сделать человека счастливым, для этого надо начать с человеческих боен?.. Эх, Россия! Соблазнили Тебя – какими чарами? Споили, каким вином?!» – сокрушался писатель («Солнце мертвых»). 3 марта 1921 года большевики расстреляли в Феодосии единственного сына Шмелева – Сергея, 24-летнего офицера-инвалида. Не было у Ивана Сергеевича более глубокой незаживающей раны, нежели эта.

P. S. Мемориал латышам – жертвам террора находится в южном крыле церкви Св. Петра (Рига). Памятный камень репрессированным русским Латвии установлен в подворье Рижского Свято-Троице Сергиева монастыря. В Даугавпилсе камень памяти жертвам коммунистического террора, установленный в 1994-м, призывает помнить всех репрессированных независимо от национальной принадлежности.