Дробот о том, кто имеет право на кровь и ГКЧП9

Российские телеканалы и газеты пестрят сюжетами, посвященными тем событиям. В Даугавпилсе СМИ за редким исключением решили не придавать лишней помпы сомнительным с точки зрения популярности для них делам давно минувших лет. Путч незаслуженно обойден вниманием. Исправляем эту ошибку и представляем вашему вниманию рассказ очевидца и непосредственного участника августовских событий 1991 года в Латвии. Мы беседуем с бывшим депутатом Верховного Совета ЛССР от фракции «Равноправие». Передо мной сидит седой, умудренный разными опытами – в глазах сочетается грусть поражения и непоколебимое желание продолжать некогда начатое – руководитель советского образца, со всеми его плюсами и минусами. Наш собеседник – Евгений Дробот.

- Задумывая этот материал, мне хотелось рассказать людям не общедоступную информацию о путче, а показать на конкретном примере, как коммунисты позднего СССР – не перебежчики и конформисты, а оставшиеся верными идеалам которым присягали – вели себя в то непростое для них время, что чувствовали. В этой связи, Евгений Павлович, как и с какими ощущениями вы встретили сообщение о путче?

- Лично для меня это было трудное время: 17-го умерла теща, 18-го у меня день рождения, а на 19-е была назначена сессия Верховного Совета. Утром, в поезде узнаю: создан ГКЧП. Первая мысль: очередная подстава. Ведь до этого не раз были личные встречи с высшими должностными лицами Союза, допустим, с тем же Бакатиным. Достигались договоренности, а потом с их стороны они не выполнялись...

- Вы относите организаторов путча именно к таким руководителям?

- Нет. В ту пору во фракции я отвечал за внешние связи, иными словами был чем-то вроде ее министра иностранных дел. Поэтому я знал практически всех гекачепистов. И, скажем, про Янаева могу сказать однозначно: это честный человек с государственническим мышлением. Аналогичного мнения и про Лукьянова, стоявшего рядом с ГКЧП. Здесь я не про это. Путчистов спровоцировал сам Горбачев. Я думаю было по принципу «вы ребята делайте, а если получится – я приеду вас поддержу». Ведь не секрет, что Горбачев заговорил о необходимости ввести в стране чрезвычайное положение еще весной, но видимо в свойственной ему манере решил это сделать чужими руками. И тут мы упираемся в философский вопрос: кто имеет право на кровь? Мое мнение – народ или руководитель государства во имя защиты своего государства.

- Мы знаем, что руководитель государства никак не проявил своей позиции, а мнение народа было неоднозначно – были как сторонники, так и противники ГКЧП...

- Насчет народа, пожалуй, не соглашусь. На всесоюзном референдуме весной 91-го «ЗА» сохранение СССР высказалось 77,8 % населения при явке около 90 %! Таким образом, большинство было за Союз. В общественном сознании гекачеписты все-таки ассоциировались с его защитниками, поэтому про неоднозначность мнения народа говорить неправильно. Что касается Горбачева, то тут я свое предположение уже высказал.

- Тогда почему же провалился путч? Кто виноват в развале страны?

- Вновь возвращаемся к вопросу о том, кто имеет право на кровь. Я ежедневно видел попустительства со стороны Горбачева. Скажем, как могли местные власти игнорировать проведение в Прибалтике референдума о сохранении Союза!? Уже тогда надо было принимать меры: вводить прямое президентское правление. Но этого Горбачев не стал делать. Партийная верхушка была больна не излишней демократией – не надо подменять понятия – а какой-то дикой свободой. Демократия – это исполнение воли большинства народа. Я напоминаю: 77,8 % советских граждан сказали союзу «ДА». Воля народа президентом не было выполнена. А руководители ГКЧП не имели права ее выполнять – у них не было бумажки от президента, которая бы передала им полномочия. Отсюда и их нерешительность, ставшая фатальной для страны. Они не имели права на кровь, поэтому не стали подавлять антиконституционные выступления. Что же касается народа, то народ тогда был немного другим – надеялся, что наверху все-таки разберутся в его интересах. Своего права на кровь он не использовал.

- Скажите а как реагировало на путч ваше окружение здесь, в Латвии?

- 19-21 августа наша фракция интенсивно совещалась. За три дня практически не спали. Среди нас было достаточно много людей, которые призывали в открытую поддержать действия ГКЧП. Скажем тот же Михаил Гаврилов, который сейчас близок к Шлесерсу... Но те, кто призывал поддержать, первыми же после провала и вышли из фракции. То есть предательство было по всем направлениям не только в Москве, но и у нас. Я непрерывно разъезжал между Ригой и Даугавпилсом, в эти дни проходил пленум нашего горкома партии, а в Риге шла сессия Верховного Совета. Я тогда призвал распустить партию и создать новую, главным принципом которой бы было равноправие всех жителей страны. Ведь уже тогда было ясно к чему все идет: появились призывы «изгнать русских», появились т.н. «гражданские комитеты». Это позволило бы сохранить актив честных партийцев, организовать его на сопротивление. Но меня тогда подвергли обструкции. Пленум меня не поддержал. А после 21-го все повалилось быстро. И меня еще год таскали к прокурору – пытались выяснить фамилии, кто какой документ подписывал. На вопросы отвечал, как правило, «не помню»...

- Скажите, а с какими ощущениями встретили 21 августа 1991 года?

- Трагедия... Причем, не личная, а трагедия исторического масштаба. Второй раз такие же ощущения были 2 октября 1993 года, после расстрела Белого Дома. И, в принципе, мои ощущения того периода оказались абсолютно верными. Латвия из передовой страны Советского Союза, превратилась в самую отсталую страну Европейского Союза. И тут впору задуматься: а нам это надо было?

- Евгений Павлович, спасибо за интервью.