Двинск глазами путешественников. Часть 1: странный захолустный город11

Но описано с подробностями:

 

«1 день. Приехал в Двинск. Это моя первая остановка. Я направился в зал I класса, куда принесли и мой путевой багаж. Вокзал хорош – лучше, чем я думал. Выпил чашку кофе. Кофе тоже хорош, хотя мог бы быть гораздо лучше. До извозчиков меня проводил носильщик. Очень далеко было идти.

 

Извозчичьи клячи прямые кандидатки на живодёрню, пролетки - нечто ужасное, а извозчики – живые портреты кадетов «Вяземской лавры». Но нечего делать – сел и поехал. Кляча попалась хромая, пролетка так прыгала по каменным волнам мостовой, что я еле мог сидеть и, боясь вылететь, держался за кушак возницы. Так мы и ехали... Вдруг – трах! Рассыпалось заднее колесо. Я полетел в грязь. По счастью, в это время мимо ехал другой извозчик. Нанял его. У этого лошадь оказалась слепою на один глаз, поэтому она, совершенно резонно, косила всё время куда-то влево и в один из своих заездов чуть-чуть не въехала на какое-то крыльцо. Наконец, приехали в первую попавшуюся гостиницу. До того разбит от этой езды, что не могу больше писать. Сейчас засну, как убитый.

 

2 день. Проснулся от холода, повернулся и полетел с кровати: так она узка. Чувствую во всём теле ломоту от вчерашней тряски. Услыхав, вероятно, шум от падения моей персоны, в номер вошла какая-то оборванная, подозрительная, со своим особым запахом личность и отрекомендовала себя лакеем. От неё я узнал, что нахожусь на главной улице Двинска и что под боком у меня Рижский вокзал. Захотелось есть. Личность доложила, что у них можно получить котлету и, действительно, такую принёс, чёрт бы его побрал, котлету, которую я долго буду помнить. Оделся и вышел на главную улицу в надежде найти гастрономический магазин, но прошёл её всю и такового магазина не обрёл. Предположив, что если его нет на главной улице, то нет и в других местах, я уныло побрёл назад, купил у торгующей с лотка еврейки нечто вроде лепёшки и отправился в гостиницу пить чай. Лепёшку пришлось выбросить. Догадался, наконец, идти поесть на вокзал.

 

Вечером собрался в театр. Но едва отшёл от гостиницы, как, по причине скудного освещения, полетел в какой-то подвал. Сильно ушиб ногу и весь испачкался. Лёг со злости спать, а платье отдал в чистку.

 

3 день. Обедал на вокзале. Вечером решил, наконец, пожертвовать печёнками, взял извозчика и поехал в театр. Извозчик попался из смешливых, он вместо театра подвёз меня к какой-то харчевне, но увы... ошибался я: харчевня оказалась театром. Внутри он оказался конюшней со стойлами для зрителей, которые, впрочем, отсутствовали. Было человек пять, в том числе и я. По поднятии занавеса, я убедился, что артисты были вполне по театру и потому поспешил оставить этот невиданный храм искусства. При возвращении в гостиницу, заблудился в тёмных переулках. Ударился больной ногой о тумбу, скользнул по наклонной плоскости мокрой плиты и с шумом полетел в жидкую грязь. Выручил проходивший мастеровой, который за 20 копеек взялся доставить меня в гостиницу. На пути какое-то животное – не то собака, не то свинья – унесло в темноту ночи часть моих брюк. С горя напился и лёг спать.

 

4 день. Поехал посмотрел на Новое строение, но сейчас же вернулся назад, потому что по сыпучим пескам не только самому пришлось идти пешком, но и тащить лошадь, которая на этот раз попалась без хвоста. Хотел посмотреть крепость, но у ворот встретил рогатку Разозлился и вернулся назад. Вечером чуть не повесился с тоски. Баста. Завтра уеду».

 

Не остался в восторге от посещения Латгалии и Двинска рижский писатель и журналист Юрий Галич (Гончаренко), побывавший здесь в 1924 году. Вот что он написал в своих «латгальских эскизах»:

 

«Двинская дамба – это огромное гранитное сооружение, тянущееся на несколько вёрст, с великолепным видом на реку и левобережную Гриву, с шоссейной дорогой, усаженной разросшимися тополями, с тропинкой для пешеходов – местом излюбленных прогулок двинского бомонда. На остальном – печать стереотипного томительного захолустья. Почти все улицы сбегаются к дамбе. Виден дубровинский сквер с липами, каштанами и пыльными акациями. С обычными садовыми дорожками, со скамейками, искромсанными перочинными ножами, с ротондой (круглая постройка, увенчанная обычно куполом – А. Д.) для музыкантов. Пустынно, ни одной собаки.

 

У входного киоска красуется плакат о состоявшемся в мае гулянии «с блестящим фейерверком и призами за красоту и лучшие костюмы». На вымощенных зверским булыжником главных «перспективах» тихо дремлют аптекарские магазины с «парижской» парфюмерией, миндальным мылом, пудрой. Спят галантерейные лавочки с залежавшимся лодзинским товаром, фланелью, ситцем. Упаси Боже проявить какое-либо любопытство – хозяйка, на колченогом табурете, охраняющая входы, тащит безоговорочно за полы в магазин.

 

Стереотипны и непередаваемо тоскливы эти цирюльни с размалёванными вывесками, эти, засиженные мухами, воинственные карточки в фотографических витринах, унылые кирпичные ряды, трактиры, постоялые дворы и целый ряд паскудных меблирашек с довольно пышными названиями – Бристоль, Варшава, Лондон.

 

Протарахтит извозчик – вся улица с изумлением оглядывает седока. Если промчится торопливыми шагами прыщавый франт – это является почти событием. Всё удивительно убого и бесцветно, остановились движение и жизнь, и только бравые кавалерийские солдаты в жёлтых шапках грохочут шпорами.

 

Двинск – странный город. И удивительно всего то, что даже десять лет назад, в разгар широких довоенных дней, ни исключительность расположения на перекрёстке важных магистралей и реки, ни относительная близость к четырём столицам не отличили его, в должной степени от пресловутых Слуцка и Лиды».