Тамара Дмитриевна сама открыла мне двери, приветливо пригласила в комнату, предложив сесть, «где вам удобно», после чего началось погружение в память…
ГЕРОИНЕЙ СЕБЯ НЕ ЧУВСТВОВАЛА
Тамара Дмитриевна родилась в Ленинградской области, неподалеку от города Луга. Ее отец Дмитрий Александрович Григорьев был судьей, мать занималась воспитанием двух детей и домашним бытом. Потом отца послали на курсы повышения квалификации в Ленинград, где, вероятно, позитивно заметили – предложили остаться, семье выделили две комнаты в коммуналке на ул. Некрасова. В Ленинграде Тамара пошла во второй класс школы-семилетки, что на ул. Моисеенко. «Отец полностью содержал семью, мы были сыты и одеты. Из фруктов – яблоки. Сладости получали только за хорошие дела, когда заслужишь. Конфеты всегда лежали в вазочке, в буфете, но мы с братом даже не помышляли взять их своевольно», – говорит многое повидавшая женщина. Семилеткой образование не закончилось – вместе со своей лучшей подругой Машей Карпенко Тамара поступила в среднюю 31-ю школу, куда стекались все выпускники из школ-семилеток района. Тамара была небольшого росточка, а Маша – повыше, ввиду чего за одну парту подружек не посадили. Неохотно изучался немецкий и с удовольствием – русский и литература, «на этих уроках сидели с открытыми ртами, преподаватель очень интересно, можно даже сказать, артистично рассказывала…» – поясняет Тамара Дмитриевна.
20 июня 1941 года обозначилось выпускным весельем. «Родители накрыли нам столы, в широком школьном коридоре были танцы, после чего все по заведенной традиции пошли на Неву. Прогуляли всю ночь, домой вернулись под утро.
С 9-го класса я дружила с Владленом Пилецким, потом, когда надо будет получать паспорт, его ошибочно запишут Владимиром… Володя был на год младше. Когда я уже получила аттестат, он еще учился в авиационной школе, где давали и среднее образование.
Сразу после выпускного я заболела малярией, но сначала думала – простудилась. Утром 22 июня вбегает к нам соседка: "По радио объявили, что война!" После этих слов отец побелел и опустился на стул… Участник Первой мировой, он хорошо знал, какая всенародная беда пришла. А мои одноклассницы засуетились – многим хотелось на фронт. Я тоже попросилась бы добровольцем, но тут врачи установили диагноз – малярия. Из моих школьных подруг на войну не ушла только Маша, сказала: "Буду ждать, когда ты поправишься". Я проболела месяца три. Приступы одолевали по ночам, на день болезнь как-будто отступала, это позволило копать днем противотанковые рвы. С началом эвакуации наша семья решила не покидать город. Кто тогда знал, что впереди страшная зима? При больницах организовывались койки для дистрофиков, там людей подкармливали в течение 10 дней. Мы выжили во многом благодаря мудрой маме, мамочка знала, как правильно поделить хлеб…
Помню, надо было по очереди нести дежурство в парадных, чтобы не прошел какой-нибудь диверсант – дом был большой. Володя эвакуировался вместе со школой и тоже заболел малярией, после чего его перевели в другое – авиационно-техническое училище. В феврале 1942 года меня вызвали в Дзержинский военкомат. В полученном списке перечислялось, что следовало взять с собой, среди прочего – ложка и кружка. А у меня в это время уже аттестат в Юридическом институте! Война отодвинула учебу. Призвали в МПО (Местная противовоздушная оборона) Дзержинского района. Служила при штабе, это помогло прокормиться. В столовой выдавали первое и второе. Первое – съедала сама, а второе несла домой, из него варилась похлебка на всех. К этому времени у мамы обнаружилась цинга, от голода совсем ослаб младший брат. Ситуация стала опасной для жизни, поэтому родители вместе с моим братом эвакуировались (1942) в Горьковскую область. А я осталась.
Сначала служила при штабе МПО связистом на коммутаторе, потом наблюдателем на вышке. Штаб занимал помещения бывшего детского сада. Рядом – пожарная команда. У пожарных – обзорная вышка, которую мы "нещадно" эксплуатировали – дежурили на ней круглые сутки. В отделении наблюдения – 9 человек. Когда спокойно, на вышке дежурили по одному, при тревоге к дежурившему поднимался командир отделения. Важно было понять, куда угодила бомба, в какой квартал, улицу… Однажды мое дежурство выпало в ночь, когда наши прорвали фронт. И вот вижу в стороне Московского вокзала сплошное зарево, но не понимаю, что происходит, не могу правильно доложить – выстрелы, огонь вижу, а разрывов нет.
Разнервничалась до слез. Потом выяснилось – это "катюши" стреляют!» И еще один случай из блокадного периода жизни вспомнила Тамара Дмитриевна. В одно из дежурств она увидела с вышки, что в такой-то дом угодила бомба и не взорвалась. Командир подрывного взвода, которого все уважительно называли папой, взял Тамару с собой для уточнения ситуации на месте. «Взял, потому что я маленькая и бесстрашная. Было чувство, что ничего плохого не случится. Поднялись на 5-й этаж этого дома и высматриваем, куда угодила бомба. И тут видим: старик со старухой забивают фанерой дыру, которую она проделала. Мы их прогнали, конечно. Оказалась, бомба упала и застряла вплотную с чьей-то печкой. В квартире никого – двери открыты. Командир попросил, чтобы я пролезла в это отверстие и взяла немного содержимого бомбы, у нее был отколот кусок. Надо было узнать, чем начинена, тогда вели отчет по каждому упавшему снаряду. Я нашла какое-то блюдце и набрала смеси. Когда вылезла обратно, очень першило в горле – отравилась. Вскоре прибыли специалисты-подрывники, бомбу достали. Героиней я себя не чувствовала, но то, что похвалил командир, было приятно», – вспоминает Тамара Дмитриевна.
«Я ВИДЕЛА ЕЕ ВО СНЕ...»
Рано утром 9 мая 1945 года она тоже дежурила на вышке. Вдруг на ул. Чайковского раздались крики, зажглись огни. Неподалеку жил начальник штаба Кубасов, у которого за несколько дней до окончания войны погиб на фронте сын. «Вот не дадут человеку поспать», – подумалось девушке. Но оказалось, спать невозможно – Победа! Еще в 1944 году вернулись из эвакуации родные Тамары. Брата призвали в армию, как только тому исполнилось 18. Служил танкистом. Тамара демобилизовалась 28 августа 1945 года, а 1 сентября уже была студенткой Юридического института им. Калинина. Вступительных экзаменов не потребовалось – указ Сталина для участников войны их отменил. В 1949-м Тамара уже держала в руках диплом, свидетельствующий о полученном образовании. Направили в Даугавпилс, где в это время учился в ДВАТУ ее муж Владимир Пилецкий.
После трех лет работы оперуполномоченным в ОБХСС, когда фактически она исполняла обязанности следователя, Тамара Дмитриевна получила должность помощника прокурора Даугавпилсской области. Но с прокурором по фамилии Копейко сработаться не смогла. Перешла на такую же должность, только в городе, служила под началом прокурора Плявиня. К этому времени муж окончил среднее училище, за высшим образованием подался в Ригу, жена последовала за ним. Устроилась следователем в прокуратуру Ленинского района. За время совместной жизни у супругов родились две дочери – Ирина и Наташа. Окончив Рижское высшее военное авиационно-инженерное училище, Владимир вновь перевез семью в Даугавпилс. Преподавал в ДАТУ, Тамара работала следователем. На пенсию Т. Д. Пилецкая уходила с должности помощника прокурора города. Ее Владлен-Владимир дослужился до звания полковника, был начальником факультета ДВВАИУ. Умер 1 января 2002 года.
«Я вполне счастлива прожитой жизнью. Мне встречались хорошие, отзывчивые люди. Когда приехала в Даугавпилс, совершенно негде было жить, Володя перебивался в общежитии… Но нашлась добрая женщина Нина – предоставила бесплатно койку, я отжила у нее почти год… Счастье и в том, что я безгранично любила свою работу. Хотя отец возражал – не хотел, чтобы я стала юристом. Предупреждал: «У тебя не будет ни семьи, ни свободного времени». Но и семья была, и время свободное порой находилось. Одна моя дочь сегодня живет в России, вторая – вместе со мной. Мы были дружны с заместителем прокурора Валентиной Матушевич (ныне покойная). Сейчас поддерживаю дружеские отношения с бывшими коллегами Тамарой Витковской, Ириной Юхно… А вот моя Машенька, подруга со школьной скамьи, ушла из жизни 5 лет назад. У нас была настолько сильная связь, что когда она умирала, я увидела ее во сне, на часах было 6 часов 15 минут…» – вздохнула Тамара Дмитриевна.
Когда мы прощались с этой необыкновенной женщиной, я обратила внимание на фотографию Адмиралтейства на стене – несомненно, одного из красивейших памятников Северной российской столицы. Во время Отечественной войны шпиль и купол Адмиралтейства были зачехлены, но здание все равно пострадало от обстрелов и бомб. Тамара Дмитриевна пояснила: фотографию повесил при жизни ее муж в память о городе, в котором они когда-то полюбили друг друга и в котором, несмотря ни на что, смогли восстановить расколотую невзгодами жизнь так же, как ленинградцы восстановили после той страшной войны Адмиралтейство.
