Павлович из тех, кто способен обнаруживать исторические артефакты в самых что ни на есть непредсказуемых местах – в городском мусорнике находит удостоверение, выданное Совнаркомом 5 июня 1944 года на имя В.Л. Балтушко за подписью В. Лациса и Я. Калнберзина, а из канала Риги мимоходом «выуживает» штабную печать (1919) Светлейшего князя А.П. Ливена.
Но вернемся к выставке, где представлены денежные знаки разных времен и народов. Экспозиция отражает разнообразие всевозможных видов платежных средств – монеты, облигации, купоны, банкноты… И что только на них не изображалось – от портретов царственных особ до будто бы в насмешку животных ликов! Деньги как документы, как историческое состояние, пользующегося ими общества… Одним словом, выставка, экспонаты которой обнаруживались в разных местах, в том числе и на территории Даугавпилса, заинтересует не только специалистов в области нумизматики и бонистики, но и всех любителей истории в деталях. «Все, что представлено в музее, никак не отразилось на семейном бюджете. Это собственные находки или результат обмена с другими коллекционерами. Найденные монеты иногда помогают в жизни, так что это увлечение, можно сказать, с отдачей», – загадочно улыбается Николай Павлович, благодаря стараниям которого посетители музея смогут до 13 ноября удивляться части собранной за многие годы коллекции.
НЕОПОЗНАННЫЙ ГЕРОЙ
Мы беседовали вдали от презентационного шума. И то, о чем с увлечением рассказывал коллекционер с историческим образованием, было интересно. Николай Павлович – выпускник Рижского университета, где учился, следуя желанию получить именно специальность историка, но работать по ней почти не пришлось. Так уж сложилось.
Он родился и вырос в Беларуси, в Новогрудском районе Гродненской области – местности, где высится немало средневековых замков. Старый и Новый замки в Гродно, Лидский, Мирский, Гольшанский, Новогрудский, Любчанский и другие, дошедшие до дня нынешнего в разной степени сохранности. Павлович начал интересоваться замками еще в школьном возрасте – любопытствуя, объехал все. Но и в деревне Цырин, где он проживал, история вырастала, можно сказать, прямо из земли. Через Цырин в свое время проходила линия фронта Первой мировой. От тех боев деревенские находили на огородах всякое – патроны, гильзы, монеты, человеческие кости… Последних было так много, что кости сносили на местный погост каждой весной для захоронения.
«Вот, посмотрите, – говорит Николай и протягивает мне нательный жетон солдата русской армии Якова Афанасьевича Трушкина. Это из тех самых детских находок. Жетон принадлежал стрелку 5-й роты 26-го стрелкового полка Смоленской губернии Рославльского уезда.
За деревенской рекой была старинная усадьба Тугановичей, – продолжает рассказывать, – в которой когда-то проживала первая любовь Адама Мицкевича. В Первую мировую войну усадьбу разгромили. Помню, как я мальчишкой пытался найти в этих развалинах письма Мицкевича, но все было безрезультатно».
В 1982 году он с женой переехал в Даугавпилс. Устроился на стройку, как многие тогда делали, с целью решить квартирный вопрос. Заработки были хорошие, и уже через год супруги смогли скопить на кооператив. Однажды работы велись в районе Нового Форштадта – бульдозер ровнял площадку под строительство универмага. «Вот я и пошел посмотреть, что он там ровняет, – улыбается мой собеседник. – И не зря: насобирал за бульдозером целую горсть монет, среди которых были французские, голландские 1920–1930-х годов. Подумал, что это моряка какого-то деньги. Не знаю, как это у меня получилось, но в первую же неделю по прибытии в Даугавпилс я подобрал на улице монету времени Первой Республики. Моя покойная теща ворчала, что зять никогда не ходит с гордо поднятой головой, а все с опущенной – под ноги смотрит. Не нравилась ей эта моя привычка. А я смотрел и находил».
Обосновавшись в новой квартире, Николай сменил место работы – устроился в железнодорожную охрану – день работает, три дома. Зарплата 110 рублей, но и труд не на износ организма. Познакомился с шабашниками – трудолюбивые ребята занимались всевозможным ремонтом и строительством, в том числе и храмов. Зарабатывал тогда по 25 рублей в день. Плюс находки всякие при разборках домов – монеты, книги, вещи старинные, военные журналы наполеоновской армии…
«На месте здания, которое народ окрестил Бастилией, раньше был частный сектор. Когда решили его сносить, один дом не входил в территорию будущей застройки, и в нем организовали бытовку для строителей. А дом этот, как оказалось, раньше принадлежал полковнику царской армии. Я узнал об этом, когда залез на чердак, а там чего только нет! Фотографии, мебель старинная, ножны от сабли с ремнями… А какая кровать походная была – любо-дорого посмотреть! В виде деревянного сундучка – открываешь, а в нем раскладная кровать с натянутым материалом в полосочку, предусматривалось и место для постельного белья. Все это я долго разглядывал, но взять некуда было. Забрал только по мелочам. Фотографии, конечно, сделанные в разных фотоателье Двинска. По ним теперь можно судить, какие в городе были фотоателье: Г. Рудомино, В. Штейнберга, Г. Кляцкина… К сожалению, ни на одной из фотографий не сохранилось имени полковника артиллерии. Так что пока он неопознанный герой с орденом на груди.
ГЛАВНОЕ – ЛЮДИ, А НЕ ЗОЛОТО...
Как уже было сказано, Николай Павлович находил вещественные следы истории в самых разных местах, к примеру в Калининграде, когда младшим лейтенантом побывал там на сборах. Экскаватор рыл котлован на территории старого немецкого кладбища. И вот в отвалах грунта обнаружилась банка с монетами и банкнотами. Монеты сохранились, их следовало только отмыть, а банкноты были в ужасном состоянии, пришлось иголкой отделять друг от друга – их остатки теперь в музее в виде бумажных обрывков шведских, английских и американских купюр. «Кто-то по грибы или на охоту, а моя охота – искать старинные вещи, в том числе и монеты. У озера Шуню нашел монету 1620 года, в Крепости – пуговицы от мундиров и пломбы для пломбирования различных грузов и военного снаряжения. В Гайке есть дом, где в 1950–1970-е годы проживал начальник Главпочтамта Коршун. Когда он умер, его дочь попросила вывезти бумаги отца на свалку, но как можно было выбрасывать тысячи открыток из разных стран, связанных по темам в пачки? А из начала 1990-х помнится такой случай. Ксендз, который служил в костеле под Аглоной, в 1940-м эмигрировал, а когда Латвия получила независимость, написал письмо в Рижскую курию, в котором уведомил, что в подвале одной из построек на территории костела спрятана золотая церковная утварь для проведения службы. Рижане переслали письмо в Аглону, а мы в это время там работали, ну, нас и попросили поискать. Когда приступили к поискам, оказалось, что в обозначенном полуподвале в советское время держали свиней. В навозе долго копаться не стали…»
«А серьезные коллекционеры в Даугавпилсе есть?» – интересуюсь я. – «Есть, но они все в подполье. Лет 20 назад в городе было несколько антиквариатов. Так один антиквар рассказывал: однажды к нему принесли банку со старыми монетами, и он принял их по одинаковой цене, не выделяя ценности. Когда позднее стал рассматривать, обнаружилось, что среди них находилась редкая монета из платины (30-е годы XIX века), ее стоимость равнялась хорошей иномарке. Понятно – тот, кто сдавал, об этом не догадывался. Бывают в жизни огорчения».
Самому Николаю Павловичу везло на более скромные монеты. Так, в Огре при перестройке дома под балкой обнаружилась банка, наполненная серебром. Или еще эпизод. Один священник в Болдерае выбросил старую мебель, которая сначала некоторое время мокла во дворе под дождем, а потом ксендз попросил ее сжечь. Если бы Николай перед этим не проверил ящики, то вместе со старой рухлядью в огне горели бы и золотые украшения, немного, правда, – 7 грамм, но зачем же золото в огонь? А с другой стороны, за что Павловичу такие подарки судьбы? Уж не за то ли, что этот человек на все руки мастер – хоть камин сложить, хоть печку русскую, да и остальные виды строительных работ ему под силу, вот свыше и доплачивают за труды праведные. Кроме прочего, Николай – обладатель каменного топора, которому не менее 5 тыс. лет – нашел, когда к сестре в Чернобыль ездил...
И все-таки главный интерес его жизни все больше связывается с темой – белорусы в Латвии. «Ведь до Второй мировой войны, – говорит, – в Латвии действовало не менее десятка белорусских организаций разной направленности. Примечательно: их не коснулись репрессии, поэтому многое сохранилось. Моя библиотека белорусских книг (1910–1945 гг.) – одна из самых больших в Балтии. «Главным сокровищем, что ни говори, остаются люди, мечтаю написать книгу. В Краславе живет белорусский учитель Цингель. Когда мы встретились лет пять тому назад, ему было за 90. В разговоре выяснилось, что я знаком с его одноклассницей, той самой, в которую он был страстно влюблен, но разлучила судьба. И как же этот человек обрадовался, как благодарил... А знаете, что было дальше? Они встретились через 70 лет разлуки! Женщина приехала из Риги в Краславу». Дороже этой встречи для обоих ничего не могло быть. И золото в сравнении с единением сердец ничто. Но понимаешь это только с возрастом».