Особое внимание польских заговорщиков привлек Динабург – важный административный и военный центр. Об этом сообщает в рапорте от 17 ноября 1861 г. Динабургский комендант генерал-лейтенант Симборский, информируя «о готовящемся поляками захвате Динабургской крепости».
Говорящие фамилии
План захвата Динабурга разработал с началом восстания З. Сераковский. При подходе повстанцев к Динабургу группа офицеров-поляков, служивших в крепости, должна была нанести удар внутри крепости и содействовать ее захвату. В динабургской инженерной команде числился поручик Викентий Керсновский, который во время учебы в Петербургской инженерной академии состоял в революционном кружке упомянутого выше Сераковского. В марте 1863 года динабургский комендант просил перевести Керсновского «внутрь империи, как неблагонадежного», в результате последний подал в отставку. За связь с повстанцами «были удалены» со службы поручик, плац-адъютант Динабургской крепости Метлин и поручик крепостной артиллерии Марциновский.
В документах «О сочувствии мятежу лиц, служивших в Динабурге и Витебске» фигурируют: смотритель Динабургского госпиталя Косерадский, главный доктор госпиталя коллежский советник Де-Конради, младший ординатор коллежский асессор Купревич, полковник доктор Вольховский, чиновники Динабургской комиссариатской комиссии штабс-капитан Скороткевич и коллежский асессор Пшесмыцкий. «По совершеннейшей неблагонадежности, за сочувствие к восстанию» были высланы из Динабурга: заседатель суда Ф. Лабунский, мирские посредники И. Млодзяновский, А. Богомолец, уездный врач В. Пржиборовский. Эти фамилии позволяют утверждать о наличии достаточно сильной антиправительственной группы, которая при благоприятных условиях действительно могла способствовать захвату крепости и города, в котором также шла подготовка к формированию повстанческих отрядов для действий в Динабургском уезде. Однако полякам удалось сколотить лишь одну группу повстанцев под руководством графа Леона Плятера. 13 апреля 1863 г. его отряд численностью в 50 человек напал на обоз с оружием, направляющийся из Динабурга в Дриссу. Нападение произошло неподалеку от Креславки – собственности Плятера. Действия Плятера должны были охватить южные районы Латгалии. Однако в тот же день его отряд был разгромлен крестьянами-старообрядцами, сам Плятер получил тяжелое ранение, был схвачен и отправлен в Динабургскую крепость, где его и расстреляли.
Жалобы без последствий
Вооруженное выступление Плятера и его разгром положили начало широкому крестьянскому движению, достаточно неожиданному как для поляков, так и для русских властей. Комендант Динабургской крепости телеграфировал в Петербург: «Раскольники сел Межвиды и Малиновки, более 1000 человек, двинулись массами на помещичьи дворы, грабят, жгут».
В Динабургском уезде поднялись старообрядцы, белорусы и латыши и 15 апреля, рассыпавшись по всем дорогам и лесам, стали ловить повстанцев. Подобный ответ крестьян на польское выступление не был случайным. В повстанцах они увидели в первую очередь своих прежних угнетателей – панов, против которых выступали в 1861–1862 гг. Кроме того, пропаганда руководителями восстания идей восстановления Речи Посполитой в границах 1772 г. в представлении латгальских крестьян связывалась с усилением произвола польских помещиков.
Об активности крестьян говорит тот факт, что с 14 по 19 апреля 1863 года только в Динабургском уезде было разграблено и сожжено 20 помещичьих имений. Крестьянские волнения быстро охватили всю Латгалию. Официальные власти, чрезвычайно озабоченные крестьянскими выступлениями, понимали, что «под предлогом польского мятежа» крестьяне действуют против помещичьего землевладения в целом. М.Н. Катков (редактор газеты «Московские Ведомости») в эти дни писал министру внутренних дел Валуеву: «Какое положение должно принять правительство относительно крестьян, которые поднимаются против заговорщиков и врагов государства, но которые по своему увлечению не способны разбирать, кто виноват, кто нет? Боже сохрани допустить жакерии!»
Призрак возможной жакерии (жакерия – нарицательное слово, обозначавшее крестьянские восстания во Франции – прим.) заставил правительство заигрывать с местным не польским населением, включая старообрядцев, с которыми у правящих не было взаимных симпатий. Стремясь привлечь непольское население к борьбе с поляками, 24 апреля Александр II утверждает правила для оборудования в Западных губерниях сельских вооруженных караулов из местных крестьян. Заигрывая со старообрядцами, власти в циркуляре уездным воинским начальникам пишут о том, что «местные помещики стараются ослабить влияние русского элемента, делают им различные притеснения», поэтому де «необходимо защитить права старообрядцев, предоставить им льготы, разрешать аренду земель, даже после истечения сроков и контрактов». Необходимо отдать должное политической гибкости властей.
Особенно это заметно при знакомстве с совершенно несвоевременными, а подчас и просто вызывающими жалобами помещиков. Так, помещик Люцинского уезда Бениславский жаловался народному посреднику на то, что «временнообязанные крестьяне имения Канецполь не платят оброка», прилагая список крестьян и просьбу «принудить оных уплате». Витебский гражданский губернатор Огалин в это же время предупреждал мировых посредников: «В настоящее время смуты строгое исполнение крестьянами повинности невозможно, поэтому помещики должны быть снисходительны, по крайней мере до того времени, пока восстановится спокойствие и порядок в губернии». Однако помещики не вняли голосу разума и продолжали, невзирая на опасность крестьянских выступлений, упорно требовать «принудить крестьян отработать те дни барщины, которые считаются за крестьянами в долгу...»
Потеряв терпение, Огалин в циркуляре от 16 сентября 1863 г. на этот раз прямо указывает: «Имея в виду, что неточное исполнение повинностей произошло от начавшихся политических беспорядков, удовлетворение домогательств помещиков в настоящее время не может быть допустимо. Жалобы помещиков оставлять без всяких последствий, не должны взыскиваться с крестьян барщинные недоимочные дни, присужденные мировыми посредниками из местных дворян. Не допускать взыскания с крестьян прогульных дней деньгами по оценке рабочего дня».
Медали «За храбрость»
Основной состав сельских караулов составляло православное население, притом что русские занимали всего лишь 5-е место среди национальностей, населявших Витебскую губернию. Интересно, что даже при такой господствующей численности католическое крестьянство не поддержало восстание, как правило, заняв позицию благожелательного по отношению к полякам нейтралитета. Проповеди ксендзов играли определенную роль. Документы отмечают: «Со стороны православных и лютеранского населения не было замечено никаких неприязненных действий в отношении правительства», подчеркивалось, что они «усердно содействовали нашим войскам к подавлению мятежа», и поэтому Государем Императором было указано: «Наградить крестьян за содействие в истреблении шаек серебряными медалями с надписью «За храбрость», «За усердие».
Надежды польских и русских революционеров на то, что крестьянское движение сольется в единый поток с польским восстанием и обернется против царизма, рухнули. Произошло противоположное: крестьянское движение в Латгалии ударило по польскому восстанию.
Случилось это и потому, что ни в одном программном документе Центрального Национального Комитета не было сказано о раздаче помещичьей земли крестьянам.
Тем не менее были и те, кто поддержал восстание. В «Алфавите лицам, о коих дела производятся в уездах и следственных комиссиях Витебской губернии за 1864 г.» среди 504 лиц, привлеченных к суду, А. Шнеер отмечает 84 крестьянина и 354 дворянина. Как видим, дворян в числе репрессированных намного больше. Это подтверждает и отчет о работе Динабургской следственной комиссии: «За это время арестовано и доставлено в Динабургскую крепость 250 помещиков, ксендзов, шляхты из Динабургского, Режицкого и Люцинского уездов». Итак, с точки зрения сословного состава в Латгалии восстание носило ярко выраженный дворянский характер. Еще одной причиной его неудачи была национальная ограниченность. Вспомним выражение: «Главный враг – москаль». После подавления мятежа крестьяне-поляки могли «только с разрешения полицейского управления» получить «билет на право покупки косы», зато крестьяне, способствовавшие подавлению мятежников, имели право сохранить оружие. Имперская политика сопровождалась изгнанием со всех служб лиц не только польского происхождения, но даже католического вероисповедания. В связи с этим характерен рапорт военного начальника Витебской губернии генерал-лейтенанта Длотовского о переизбрании поляка Будревича с поста городского головы Динабурга. Переизбрали из-за того, что национальность не та, в сочувствии к мятежникам Будревич замечен не был. Городским головою Динабурга тогда избрали купца Родиона Полякова, о чем Длотовский сообщил губернатору 6 июня 1863 года. А далее государыня императрица жалует 1083 наперстных креста, об этом объявляют всему православному населению. По 250 православных крестов раздают на приход безвозмездно...
Когда через два года Витебский губернатор посчитал возможным снять военное положение в губернии, он сделал исключение для двух уездов: Люцинского и Режицкого, так как «польские помещики, ксендзы и раскольники требуют в этих уездах бдительного надзора в политическом отношении». И после подавления восстания Восточная Латвия вызывала тревогу и внимание властей. Несмотря на все усилия правительства, мятежный дух в Латгалии не был истреблен.