На камзол Оргона ушло 10 метров ткани и 70 пуговиц2
Столетия назад «Тартюф», утверждающий, что «завистники умрут, но зависть будет вечно», наделал много шума, доходило даже до запрета на него.
Комедийная пьеса обещает стать событием и в декабре 2012-го. Актеры уже волнуются, зрители уже предвкушают. Костюмы с отзвуком века XVII-го дошиваются. О костюмах, играющих в этом спектакле не последнюю роль, журналисту газеты «СейЧас» рассказала художник по костюмам Наталья Мариноха: «Сценический костюм – это всегда обмен мыслями с режиссером. В общей сложности я сделала костюмы не менее чем к 15 спектаклям. Среди них как стилизованные, обращенные к определенному периоду истории, так и современные, не требующие чего-то особенного, когда главное – дать характеристику героям, подобрать то, что соответствует заданному материалу. Режиссер высказывает свое видение, выбор цвета – моя прерогатива. В любом случае костюм должен органично взаимодействовать с декорациями».
Голова в тазу
А по поводу того, как она работала над костюмами для «Тартюфа», неожиданно открывает книгу и зачитывает вслух описание Парижа XVII века, вышедшее из-под пера очевидца. «…Дамы всячески стараются быть бледными, и все выглядят так, будто у них перемежающаяся лихорадка. Чтобы казаться красивее, они усвоили обычай лепить на лице какие-то пластыри и наклейки. Волосы они обсыпают клоунским порошком, от которого кажутся седыми. Перейдем к одежде. Дамы носят вокруг талии особого рода бочарные обручи, наподобие беседок, именуемые вертюгаденами… У мужчин спина открыта сверху донизу длинным разрезом, точь-в-точь как у линей, которых разрезают вдоль спины. Манжеты у них длинней рукавов, и их заворачивают кверху, так что рубашка оказывается поверх камзола. У них в обычаях всегда ходить в сапогах со шпорами, ибо у иного даже лошади нет и никогда в жизни он верхом не ездил, а все-таки непрестанно разгуливает в наряде всадника… Но, по-моему, им следовало бы называться попугаями, ибо большинство носит плащи и чулки ярко-красного цвета (так что их всех поголовно можно принять за кардиналов), зато остальная часть одежды пестрит большим числом красок, чем палитра художника. Перья у них длиною с волчий хвост, а на голове носят они подставную голову с поддельными волосами, именуемую париком. <...> Тот, кто выдумал здешние воротнички, обладал большим хитроумием, чем изобретатель игольного ушка. Эти воротнички построены в дорическом стиле, снабжены контрфорсами и окружены равелином, аккуратно пригнаны, туги и выровнены по уровню, но приходится мириться с тем, что носишь голову в фаянсовом тазу и что шея совершенно неподвижна, точно сделана из гипса…» Вот такая мода бытовала во времена Мольера. Поэтому и на камзол сложнейшего покроя одного из героев, Оргона, по словам Маринохи, пошло около 10 м ткани. Я видела, как тщательно его разглаживала портниха – фасон впечатляет!
Полсотни бантиков
Наталья объясняет, что костюмы для спектаклей, отражающих ушедшее историческое время, – это все-таки не костюмы для исторических кинофильмов, когда каждая деталь визуально может быть приближена к зрителю, что побуждает соблюдать возможную точность. И если на костюме должен красоваться бисер или, допустим, тонкая вышивка, то без этого не обойтись. В театре на такого рода деталях можно сэкономить и время, и деньги, так как зритель не рассмотрит все костюмные тонкости. Эффект от имитации каких-либо украшательств не меньший! Однако и в этом случае стилизованный костюм, обращенный к определенной исторической эпохе и призванный, как и любой другой, усилить образ, все равно потребует значительно больших затрат и усилий. А костюм для комедии предполагает еще и некую гротескность. Например, у дочери Оргона на платье красуется полсотни розовых бантиков! И тонкая серебряная тесьма, пришитая с таким трудом… Наталья с долей грусти шутит, что об этом тесемочном секрете будут знать только двое – она и портниха. А как же актриса? Разве сознание того, что над платьем кропотливо и со знанием дела трудились умелые руки, не должно вдохновлять? Или другая головокружительная деталь: на мужском камзоле я насчитала 70 пуговиц!
В общей сложности в спектакле «Тартюф» предстанут около 20 вариантов костюмов – так как герои будут переодеваться.
В заключение нашего разговора профессиональный художник по костюмам Наталья Мариноха призналась, что после каждой премьеры у нее наступает некое опустошение, потому что перед этим всегда затрачивается масса энергии. На мой крамольный вопрос, бывало ли, что костюмы на сцене выглядели лучше, чем те, кто играл в них роли, ответила честно – бывало. Но на «Тартюфа» Мариноха возлагает особые надежды, ожидая от постановки полного совпадения формы и содержания, замешанных на актерском мастерстве.
Если за удачный спектакль актеры награждаются криками «браво» и аплодисментами, то художник по костюмам на сцену выходит далеко не всегда, слова признательности ему дарят не зрители, а те, кто после закрытия занавеса снимает маски. Благодарные зрители, благодарные актеры… Интересно, что сказал бы сценический костюм, если бы мог говорить?.. «Пожалуй, я был сегодня в ударе, вон как та симпатичная барышня на меня смотрела!»
Что сказал король
По поводу пьесы «Тартюф» Жан-Батист Мольер писал: «Если задача комедии вообще состоит в том, чтобы бичевать пороки, то я не вижу, с какой стати в ряду этих пороков допускать исключения. Порок лицемерия с государственной точки зрения представляется одним из самых опасных по своим последствиям. А мы знаем, что театр обладает способностью противодействия пороку. Чаще всего бывает так, что воздействия самой возвышенной морали оказываются менее действительными, чем сатира; ничем так не проймешь людей, как изображением их недостатков. Выставить пороки на всеобщее посмеяние – значит нанести им чувствительнейший удар; упреки выслушивают равнодушно, а насмешку не могут перенести. Дурным человек соглашается быть, но быть смешным не хочет. <...> Упрекают меня в том, что я в уста лицемера вложил слова благочестия. Да как же мне было обойти это, если я имел намерение верно представить тип лицемера? Но говорят мне, в четвертом действии он проповедует безнравственность. Но что же в этой морали такого, чего не слыхали бы еще ничьи уши? Что нового по этой части сказано у меня в комедии? Признаюсь, были времена, когда комедия подверглась порче. Но что же в нашем мире не подвержено порче ежедневно? Нет такой невиннейшей вещи, в которую человек не сумел бы внести своей преступности. <...> Закончу словом, сказанным великим принцем о комедии «Тартюф». Через неделю после запрещения «Тартюфа» была представлена в присутствии двора пьеса, озаглавленная «Скарамуш-отшельник». Король, выходя из театра, сказал принцу: «Хотел бы я знать, почему люди, которых так возмущает комедия Мольера, ни слова не говорят о «Скарамуше»?» Принц ответил: «Причина в том, что Скарамуш осмеивает Небо и религию – вещи, до которых этим господам дела нет, а Мольер осмеял их самих; этого они не могут простить».
Театр ждет тебя
А вот как выразился о предстоящей премьере режиссер спектакля Виктор Янсонс: «Мольер требует большой ответственности от актеров и режиссера. В данном случае зрители должны получать удовольствие именно от актерской игры, Мольер – это прежде всего актерский театр. Образ Тартюфа у нас более объемный, он предстает не только ханжой и очковтирателем. Сценография спектакля тоже выводит актера на первый план – он почти выходит в зал, что можно охарактеризовать как резкий прием. Мы не делали попытку осовременить материал, но ставили задачу перекинуть мостик между Мольером и сегодняшним днем, потому что человеческие качества по большому счету не меняются с течением времени. Все узнаваемо. Спектакль, сделанный на определенном контрасте, поднимает проблемы, но при этом не дает на них ответа. Ответы пусть ищет зритель. Надо учесть, что во времена Мольера в зале сидел король Франции. Отсюда и ода королю в заключение пьесы. Но мы представим два финала, что совсем не говорит о нашем желании подмять Мольера под себя, просто у зрителя появится возможность выбора».
В роли Тартюфа зрители увидят Виктора Янцевича, который называет созданный им образ «очередным жизненным экзаменом». «В труппе давно не было спектакля для думающего зрителя. И потом, все ждут праздника. В спектакле нет отрицательных и положительных героев. Считаю, что любой персонаж, роль которого исполняешь, надо любить. Вот я, к примеру, люблю своего Тартюфа». Остается добавить, что Тартюфа в таком наряде от Маринохи не любить просто невозможно! Поэтому, Зритель, приходи любить «Тартюфа» 2 декабря в 18:30. Театр ждет именно тебя.