После краткого, но запоминающегося приветствия представителя прессы в моем лице Мамедов тотчас окунулся в процесс шлифовки сценических образов, до окончания которого, понятное дело, вопросов никаких!
За работой режиссера наблюдать не менее интересно, чем за игрой актеров. Опишу вкратце, как это происходит. Мамедов сидит в кресле одного из последних рядов партера. В зале темно, и со сцены его почти не видно. Зато он слышит и видит всех и каждого, до мелочей. Время от времени в монологи актеров громогласно вклинивается режиссерское: «Стреляйте фразами!» – Это означает, что речь актеров на сцене слишком напевна. «Вы же поете!» – кричит возмущенно. В режиссерском арсенале – звонкие хлопки в ладоши, когда что-то не идет так, как надо, крепкое словцо, когда совсем не туда... и молниеносный выплеск из зала на сцену, чтобы показать как на самом-то деле надо. Параллельно с полезной критикой вершится процесс обучения: «Нельзя, чтобы одна реплика наслаивалась на другую», «Нельзя параллельно текст и физику!», «На сцене не играют чувства, нужны действия под влиянием чувств!», «Переулыбалась!», «Говорите глазам, а не ушам!». И все это на пределе собственных эмоций. На Мамедова не обижаются, ловят каждое его слово, движение, потому что он прав и так действительно лучше. И если режиссер приказывает: «Ври нагло!» – значит, наглости в актерском вранье явно недостает, и зритель не поверит, а этого допустить нельзя. «Мама моя, почему я не умер маленьким!» – восклицает, хватаясь за голову, когда актер, путаясь, выходит не из тех дверей. Каждый из нас слышал выражение «муки творчества». Вот в таких режиссерских и актерских муках и рождается настоящий спектакль, за который потом не будет стыдно, «как за бесцельно прожитые годы». Главный герой спектакля Джон (актер Виктор Янцевич) умудряется иметь двух жен, которые до поры до времени не подозревают о существовании друг друга. Режиссерская находка – Джон стоит на двух стульях, но долго в таком положении не удержишься, согласно поговорке, усидеть на двух стульях и то проблемно. И сколько таких мамедовских находок на протяжении театрального действа!
Но вот перерыв, во время которого мы можем отвлечься для беседы.
Так или иначе, почти все мои вопросы сводились к театру. Вниманию читателей предлагаются ответы, полученные от заслуженного деятеля искусств России Михаила Мамедова:
– Я не работал в Даугавпилсе года три, с тех пор как поставил спектакль «Как стать богатым». (Правда, был еще кратковременный приезд в ноябре 2009-го, спектакль «Семейный скандал»). Для актеров очень важна игровая практика. Не их вина, что какое-то время они были этого лишены – ремонты и т. д. Игра необходима служителям Мельпомены, как хирургам операции, как спортсменам тренировки. Даугавпилсские актеры прекрасно меня понимают. Опять я лезу со своей эстетикой. В то же время совершенства нет нигде, но надо пытаться приблизиться к нему. Успех спектакля определяется только одним – количеством заполненных в зале зрительских мест. Я из тех, кому претит самолюбование. Главный кумир для меня не собственное «я», а зритель. Мнение критиков, актеров не столь значимо. Вот если зритель заполнил весь зал, тогда победа! Поставить удачный спектакль – это как выиграть сражение.
Сегодняшний зритель – во многом разочарованный зритель. Ему надо протянуть руку помощи. В моем случае эта помощь заключается в постановке комедийных спектаклей. Комедия – самый демократичный жанр, доказывающий, что все не так уж плохо в этом мире. Но есть одно но – комедию играть сложно. Тут должно соответствовать и работать все – актеры, технические приемы, изобретательность, мастерство. Заставить плакать легче, а ты попробуй рассмеши!
Я выстраиваю партитуру. Здорово, когда у режиссера своя команда, но так бывает не всегда. И я не могу отдать все на откуп актерам. Они должны чувствовать режиссера. Вот сейчас мы с вами находимся в пустом зале, где нет зрителя. Зритель будет корректировать работу актеров на сцене, играть свою значимую роль. Даже трех человек посади – актеры это почувствуют, другая игра будет.
За свою жизнь я поставил множество спектаклей в России. И много актерских коллективов повидал в непростых ситуациях. В Элисте (Калмыкия) приходилось работать в полуразрушенном театре, когда сцену из-за дырявой крыши над головой заливало водой. Это были трудные годы – не было ни денег, ни зарплат. Актеры могли разбежаться. Но подобные ситуации никогда не воспринимаются мной как несчастье. Несчастье в другом – когда человек занимается нелюбимым делом. Могут быть самые благоприятные условия, но если то, что ты делаешь, тебе неинтересно – беда! Искусство и комфорт – вещи несовместимые. Вода в спокойном болоте тиной покрыта, а в бурлящей реке, натыкаясь на камни, бежит себе чистая, прозрачная... Так и с человеком.
С 1993 года я являюсь заместителем руководителя российского объединения «Товарищество режиссеров». Московские режиссеры находят поле творческой деятельности в российской провинции. Это и практика, и возможность реализации. В глубинке поработать совсем не грех, особенно если учесть, что многие известные мастера сцены и режиссеры вышли как раз оттуда. Помните, в советское время после института надо было отработать где-нибудь на периферии. Всех режиссеров в Москве не устроишь, да и не надо этого делать – людям полезно подышать разным воздухом.
Театр хоронили во все времена. Но тем не менее он продолжает жить. И будет жить, пока человек испытывает чувство одиночества. Пойти на спектакль – это как вариант не быть одному: со сцены к вам идет живое слово, с вами общаются живые люди. В то же время театр – не кафедра, с которой поучают. Скорее, это место, где можно приятно провести время. С моей точки зрения, задача театра сегодня – дать зрителю ту самую легкость. Люблю театр игровой, остроумный, праздничный. Хотя зритель, конечно, разный. Кому-то хочется переживать, кому-то смеяться. Другое дело, что уже давно идет коммерция. И театр не в силах этот процесс остановить. Спектакль становится товаром. Происходит борьба за зрителя. Примечательно в этом смысле, что все больше даугавпилчан становятся патриотами своего театра, это заметно. Я очень рад за латышскую труппу вашего театра. Мы поставили вместе замечательный спектакль по пьесе К. Людвига «Любовь или деньги». Актеры работали с большой самоотдачей. Провинциальным театрам в это кризисное время особенно трудно. Мэр одного из небольших российских городов, сознавая, что театр «висит на волоске», в конце 1990-х говорил мне, что не переживет, если встанет вопрос о его закрытии. Ведь пройдет время, и в газетах напишут, что театр закрыли в бытность, когда он был мэром, т. е. закрытие или открытие театра – факт биографии градоначальника. Сегодня, чтобы выжить, надо надеяться только на себя, выбирать нужные для зрителя спектакли, совершая как можно меньше промахов в репертуаре. Каждый спектакль должен быть как вызов! А для этого важно знать, чем живет сегодняшний зритель, что его волнует. Быть в гуще событий, слышать поступь времени, если хотите. Режиссер обязан быть даже чуть впереди. В режиссерской профессии есть опасный момент – можно в одночасье стать вчерашним: годы, навыки, штампы дают о себе знать. У театра развелось много конкурентов. Раньше было проще – информационный выбор в сравнение не шел. Тем не менее театр все равно остается чем-то особенным. Можно целыми днями смотреть телевизор, «заседать» в Интернете, но тут же забывать об этом. С театром – по-другому. Вы помните все – название пьесы, содержание, где ее смотрели и даже в каком году.
Я родился в семье военнослужащего. Долго оставался расхристанным, никакой самодисциплины. Упорядоченность бытия меня пугала, мешала жить как хочется. Но однажды мальчишкой увидел спектакль, где юноша искренне плакал над могилой любимой. Проняло. Пережил сильные эмоции и понял: да мне просто необходима эта игровая стихия.
Но главным режиссером, несмотря на то что после ГИТИСа окончил Высшие режиссерские курсы при Министерстве культуры СССР, быть никогда не стремился. В искусстве не может быть главных. Главным надо быть на сцене. До сих пор удивляет, что вот люди оканчивают один и тот же курс, но как только начинают работать, кому-то достается главная роль, а кому-то незначительный эпизод. И так везде, не только в искусстве... В жизни так», – заключил режиссер.
Наша встреча подходила к концу, и я не могла не спросить Михаила Григорьевича о том, как он относится к праздничному дню 8 Марта:
– По поводу 8 Марта. У нас столько серых будней, что хорошие праздники просто необходимы. Люди на улице с цветами – это редко, для провинции в особенности. Женщине во все времена было непросто – на ее плечах, кроме работы, заботы о доме, детях, муже. Надо всех обогреть, обстирать, накормить. Наши женщины очень нуждаются во внимании, которого недостает. В пьесах, которые я ставлю, эта тема затрагивается довольно часто. Мне самому тоже приходится надолго уезжать от семьи. В Москве ждут жена и дочь Элина, названная в честь актрисы Элины Быстрицкой. Приеду – обязательно подарю им цветы.
За работой режиссера наблюдать не менее интересно, чем за игрой актеров. Опишу вкратце, как это происходит. Мамедов сидит в кресле одного из последних рядов партера. В зале темно, и со сцены его почти не видно. Зато он слышит и видит всех и каждого, до мелочей. Время от времени в монологи актеров громогласно вклинивается режиссерское: «Стреляйте фразами!» – Это означает, что речь актеров на сцене слишком напевна. «Вы же поете!» – кричит возмущенно. В режиссерском арсенале – звонкие хлопки в ладоши, когда что-то не идет так, как надо, крепкое словцо, когда совсем не туда... и молниеносный выплеск из зала на сцену, чтобы показать как на самом-то деле надо. Параллельно с полезной критикой вершится процесс обучения: «Нельзя, чтобы одна реплика наслаивалась на другую», «Нельзя параллельно текст и физику!», «На сцене не играют чувства, нужны действия под влиянием чувств!», «Переулыбалась!», «Говорите глазам, а не ушам!». И все это на пределе собственных эмоций. На Мамедова не обижаются, ловят каждое его слово, движение, потому что он прав и так действительно лучше. И если режиссер приказывает: «Ври нагло!» – значит, наглости в актерском вранье явно недостает, и зритель не поверит, а этого допустить нельзя. «Мама моя, почему я не умер маленьким!» – восклицает, хватаясь за голову, когда актер, путаясь, выходит не из тех дверей. Каждый из нас слышал выражение «муки творчества». Вот в таких режиссерских и актерских муках и рождается настоящий спектакль, за который потом не будет стыдно, «как за бесцельно прожитые годы». Главный герой спектакля Джон (актер Виктор Янцевич) умудряется иметь двух жен, которые до поры до времени не подозревают о существовании друг друга. Режиссерская находка – Джон стоит на двух стульях, но долго в таком положении не удержишься, согласно поговорке, усидеть на двух стульях и то проблемно. И сколько таких мамедовских находок на протяжении театрального действа!
Но вот перерыв, во время которого мы можем отвлечься для беседы.
Так или иначе, почти все мои вопросы сводились к театру. Вниманию читателей предлагаются ответы, полученные от заслуженного деятеля искусств России Михаила Мамедова:
– Я не работал в Даугавпилсе года три, с тех пор как поставил спектакль «Как стать богатым». (Правда, был еще кратковременный приезд в ноябре 2009-го, спектакль «Семейный скандал»). Для актеров очень важна игровая практика. Не их вина, что какое-то время они были этого лишены – ремонты и т. д. Игра необходима служителям Мельпомены, как хирургам операции, как спортсменам тренировки. Даугавпилсские актеры прекрасно меня понимают. Опять я лезу со своей эстетикой. В то же время совершенства нет нигде, но надо пытаться приблизиться к нему. Успех спектакля определяется только одним – количеством заполненных в зале зрительских мест. Я из тех, кому претит самолюбование. Главный кумир для меня не собственное «я», а зритель. Мнение критиков, актеров не столь значимо. Вот если зритель заполнил весь зал, тогда победа! Поставить удачный спектакль – это как выиграть сражение.
Сегодняшний зритель – во многом разочарованный зритель. Ему надо протянуть руку помощи. В моем случае эта помощь заключается в постановке комедийных спектаклей. Комедия – самый демократичный жанр, доказывающий, что все не так уж плохо в этом мире. Но есть одно но – комедию играть сложно. Тут должно соответствовать и работать все – актеры, технические приемы, изобретательность, мастерство. Заставить плакать легче, а ты попробуй рассмеши!
Я выстраиваю партитуру. Здорово, когда у режиссера своя команда, но так бывает не всегда. И я не могу отдать все на откуп актерам. Они должны чувствовать режиссера. Вот сейчас мы с вами находимся в пустом зале, где нет зрителя. Зритель будет корректировать работу актеров на сцене, играть свою значимую роль. Даже трех человек посади – актеры это почувствуют, другая игра будет.
За свою жизнь я поставил множество спектаклей в России. И много актерских коллективов повидал в непростых ситуациях. В Элисте (Калмыкия) приходилось работать в полуразрушенном театре, когда сцену из-за дырявой крыши над головой заливало водой. Это были трудные годы – не было ни денег, ни зарплат. Актеры могли разбежаться. Но подобные ситуации никогда не воспринимаются мной как несчастье. Несчастье в другом – когда человек занимается нелюбимым делом. Могут быть самые благоприятные условия, но если то, что ты делаешь, тебе неинтересно – беда! Искусство и комфорт – вещи несовместимые. Вода в спокойном болоте тиной покрыта, а в бурлящей реке, натыкаясь на камни, бежит себе чистая, прозрачная... Так и с человеком.
С 1993 года я являюсь заместителем руководителя российского объединения «Товарищество режиссеров». Московские режиссеры находят поле творческой деятельности в российской провинции. Это и практика, и возможность реализации. В глубинке поработать совсем не грех, особенно если учесть, что многие известные мастера сцены и режиссеры вышли как раз оттуда. Помните, в советское время после института надо было отработать где-нибудь на периферии. Всех режиссеров в Москве не устроишь, да и не надо этого делать – людям полезно подышать разным воздухом.
Театр хоронили во все времена. Но тем не менее он продолжает жить. И будет жить, пока человек испытывает чувство одиночества. Пойти на спектакль – это как вариант не быть одному: со сцены к вам идет живое слово, с вами общаются живые люди. В то же время театр – не кафедра, с которой поучают. Скорее, это место, где можно приятно провести время. С моей точки зрения, задача театра сегодня – дать зрителю ту самую легкость. Люблю театр игровой, остроумный, праздничный. Хотя зритель, конечно, разный. Кому-то хочется переживать, кому-то смеяться. Другое дело, что уже давно идет коммерция. И театр не в силах этот процесс остановить. Спектакль становится товаром. Происходит борьба за зрителя. Примечательно в этом смысле, что все больше даугавпилчан становятся патриотами своего театра, это заметно. Я очень рад за латышскую труппу вашего театра. Мы поставили вместе замечательный спектакль по пьесе К. Людвига «Любовь или деньги». Актеры работали с большой самоотдачей. Провинциальным театрам в это кризисное время особенно трудно. Мэр одного из небольших российских городов, сознавая, что театр «висит на волоске», в конце 1990-х говорил мне, что не переживет, если встанет вопрос о его закрытии. Ведь пройдет время, и в газетах напишут, что театр закрыли в бытность, когда он был мэром, т. е. закрытие или открытие театра – факт биографии градоначальника. Сегодня, чтобы выжить, надо надеяться только на себя, выбирать нужные для зрителя спектакли, совершая как можно меньше промахов в репертуаре. Каждый спектакль должен быть как вызов! А для этого важно знать, чем живет сегодняшний зритель, что его волнует. Быть в гуще событий, слышать поступь времени, если хотите. Режиссер обязан быть даже чуть впереди. В режиссерской профессии есть опасный момент – можно в одночасье стать вчерашним: годы, навыки, штампы дают о себе знать. У театра развелось много конкурентов. Раньше было проще – информационный выбор в сравнение не шел. Тем не менее театр все равно остается чем-то особенным. Можно целыми днями смотреть телевизор, «заседать» в Интернете, но тут же забывать об этом. С театром – по-другому. Вы помните все – название пьесы, содержание, где ее смотрели и даже в каком году.
Я родился в семье военнослужащего. Долго оставался расхристанным, никакой самодисциплины. Упорядоченность бытия меня пугала, мешала жить как хочется. Но однажды мальчишкой увидел спектакль, где юноша искренне плакал над могилой любимой. Проняло. Пережил сильные эмоции и понял: да мне просто необходима эта игровая стихия.
Но главным режиссером, несмотря на то что после ГИТИСа окончил Высшие режиссерские курсы при Министерстве культуры СССР, быть никогда не стремился. В искусстве не может быть главных. Главным надо быть на сцене. До сих пор удивляет, что вот люди оканчивают один и тот же курс, но как только начинают работать, кому-то достается главная роль, а кому-то незначительный эпизод. И так везде, не только в искусстве... В жизни так», – заключил режиссер.
Наша встреча подходила к концу, и я не могла не спросить Михаила Григорьевича о том, как он относится к праздничному дню 8 Марта:
– По поводу 8 Марта. У нас столько серых будней, что хорошие праздники просто необходимы. Люди на улице с цветами – это редко, для провинции в особенности. Женщине во все времена было непросто – на ее плечах, кроме работы, заботы о доме, детях, муже. Надо всех обогреть, обстирать, накормить. Наши женщины очень нуждаются во внимании, которого недостает. В пьесах, которые я ставлю, эта тема затрагивается довольно часто. Мне самому тоже приходится надолго уезжать от семьи. В Москве ждут жена и дочь Элина, названная в честь актрисы Элины Быстрицкой. Приеду – обязательно подарю им цветы.