Наша городская Прибалтика. Часть 243

 

Потому что не было в длинной и драматичной советской истории периода более сытного и благополучного; все, что до этого, было для человека хреновее, ну и после этого – тоже хреновее, а вот в конце семидесятых – самое счастье. И еще: мы были Великой Страной, наше солнышко светило ярче, травка была зеленее, и наш город был такой красивый-красивый – не то что сегодня.

 

Кто-то скажет, что по выложенным фоткам этого не скажешь  - наверное, все испортила черно-белая пленка. Но поверьте, в коробках имеется куча неотсканированных цветных слайдов – картинка не сильно веселее.

 

Кто-то скажет, что я так специально снимал – с целью очернения города. Но и это неправда. Во-первых: я старался изо всех сил полюбить место, которому предстояло стать моим домом; а во-вторых:  это и есть самые приличные пятачки городского центра.  

 

Вспомните иллюстрации к предыдущей публикации – фотки улицы Ленина.  А ведь стоило тогда отойти на 50-100 метров в сторону рынка, и - картинка была бы гораздо хуже. А что делалось  в день аванса или получки! В такие особые дни трудно было дойти из Черемушек  до центрального входа на рынок, не насчитав на асфальте нескольких отдыхающих горожан.  Напомню, что такие эвфемизмы, как «укушался» и «отдыхает» означали в советское время крайнюю степень нечувствительности.

 

Но ни мне, ни любому местному фотографу и в голову бы не пришло снимать ТАКИЕ вещи. В советское время человек с фотоаппаратом был слишком заметной фигурой, и, стоило направить объектив в сторону «куда не надо», то поверьте: нашлось бы достаточно бдительных прохожих, чтобы пресечь действия фотолюбителя или даже отвести «куда надо».

 

...Типа «а что это вас там заинтересовало? Хотите фотографировать – фотографируйте гостиницу или памятник Ленину – никто же не запрещает».

 

Попасть на карандаш в те годы было – запросто;  советское государство, подобно дряхлеющей кокетке, очень ревниво относилось к собственному парадному портрету  и это хорошо понимала «общественность» -  слово «очернитель» было синонимом слова «антисоветчик».

 

Давно отпетая и похороненная эпоха всеобщей подозрительности и бдительности продолжала незримо довлеть над нашим народом.

...Жесткая самоцензура – в этом же ряду.  И вот результат: из тысяч архивных кадров с трудом удается  найти единицы, где просто город и просто люди на улицах. Все остальное – либо псевдохудожественный выпендреж, либо тенденциозная хроника «события», в лучшем случае – портрет «на фоне».

Первородную документальную сущность фотографии мы все истребляли напрочь.

 

Несколько раз я доставал свой ФЭД-5 на живописно-провинциальной улице Сакню,  но  после того, как ее колоритные обитатели чуть не набили мне морду, пришлось оставить попытки. Подобные ситуации возникали и на Гриве и на Новом Строении. Но там уже работали другие мотивы.

 

Тогдашняя враждебность хозяина частного дома к чужаку с фотоаппаратом объяснялась просто. В те счастливые годы каждый советский человек чего-то подворовывал у любимого государства или просто «химичил», большая часть населения предприимчивого частного сектора процветала за гранью закона, у всякого было рыльце в пушку, а ты... Да и вообще кто тебя знает:  хорошо, если ты просто американский шпион, а вдруг еще хуже – «от наших».

 

Поэтому фотка староверческого двора – это для меня редкое исключение, просто у нового приятеля умерла бабушка и он пригласил меня  сфотографировать ее в гробу.

 

 

 

Ладно, вступительная жалоба закончилась – перехожу к теме.

 

 

 

Сегодняшняя ностальгическая прогулка  - по парку Дубровина . Похоже, что к 1979 году лучшие времена для этого места остались в уже в прошлом; к моему прибытию в город у парка сложилась нехорошая репутация.  Считалось, что после наступления темноты сюда лучше не заходить. Негорящие фонари и наличие скамеек – все это было на руку тем разнополым парочкам, у которых совсем  не хватало мочи терпеть, а шевеление подозрительных ночных теней добавляло адреналинового волнения.

 

Дальний конец парка никуда не вел: с одной стороны еще не был построен новый корпус педагогического института, а с другой – не было и нового здания районной администрации.  На снимке это хорошо видно.

 

Хронически неработающий фонтан наполнялся дождевой водой и выполнял роль той обязательной и непросыхающей городской лужи, которая в других советских стотысячниках располагалась на центральной площади.

 

...Отступление. Тут недавно было аварийное отключение электричества, и кто-то написал в комментариях: «что-то не припомню такого в советское время». Типа сарказм с глубокомысленным намеком. С нашими аберрациями памяти и не такое забудем, и не такое вспомним...

 

Это было  время, когда ломался не только фонтан, канализация или подстанция, периодически  ломалось и не работало все, что могло сломаться и не работать.

 

Подъезды воняли мочой, лестничные площадки были расписаны х**ми, окружающий городской пейзаж напоминал обшарпанные стены коммунальной квартиры, на которую обитатели давно махнули рукой: да фиг с ним с ремонтом;  всякая разрытая улица оставалась разрытой годами, глинистая грязь разносилась по городу,  траншеи заполнялись дождевой водой – туда по ночам падали пьяные прохожие, насыпи обрастали травой;  идеологические фуфлогоны объясняли народу, что во всем виновато капиталистическое окружение, ну а самому народу в те годы даже в голову не приходило, что улицу нужно переходить на зеленый  свет, и что окурок, обертку от мороженого или пустую сигаретную пачку можно донести до ближайшей урны, а не швырнуть прямо на тротуар.

...И такая картина была от Калининграда до Владивостока. Блин, какую страну просрали! 

 

Однако, вернемся в Дубровинку.

 

Счастливое детство доинтернетной эпохи.  Подумать только:  а ведь когда-то за ЭТО ругались и наказывали!  И если вы ни разу не схлопотали от родителей за пропущенный урок, за разбитые новые ботинки или порванные штаны, значит у вас вообще не было детства.

 

На одном из снимков за футболистами можно разглядеть ряды скамеек, а на другой фотке уже просматриваются не только скамейки, но и парковая эстрада. К тому времени, когда сделаны эти фотографии, и сама эстрада и открытый «зрительный зал» - все это пришло в полный упадок вместе со всей Дубровинкой. Спустя несколько лет, как раз к сорокалетию Великой Победы, деревянную эстраду снесут, а на освободившемся пространстве будет возведен самый уродливый городской монумент - частокол черных обелисков  с Вечным огнем.

 

Как ни странно, но именно это кладбищенское сооружение оживит парк и даст ему вторую жизнь. Начиная с середины восьмидесятых наши брачующиеся пары начнут возлагать здесь цветы и, к радости местных ворон,  фотографироваться у Вечного огня. О местных воронах можно сказать, что они научились поражать цель как с бреющего полета, так в пикировании; женихов они не трогали, а вот нарядных невест не полюбили крепко;  многие бывшие невесты надолго запомнили свой самый счастливый день.

 

Впоследствии один из наших градоначальников победил местных ворон; их базы и запасные аэродромы были уничтожены вместе с вековыми липами на дамбе.  Вороны капитулировали и навсегда сложили оружие. Случаются единичные инциденты, но уже не преднамеренно; в конце концов вороны – они ведь не только кушают...

 

Забегая вперед, скажу, что окончательное возрождение Дубровинки произойдет с  установкой статуи самого Дубровина.  Вопрос о художественной ценности ансамбля лучше не обсуждать, зато вместе с блестящими модулями парк обретет то, чего ему так не хватало – логический и завершенный центр,  точку отсчета собственных координат и - точку притяжения публики.

 

Сегодняшний парк Дубровина – это самостоятельный живой организм.  Обаятельный и привлекательный в своей зрелости и завершенности...

 

... И именно в этом - предвестие будущего конца. Не так давно один из гостей города, специалист именно по паркам, с горечью заметил, что Дубровинка обречена.  Дело в том, что во всяком парке должны одновременно расти деревья самого разного возраста,  и к тому времени, когда одни деревья старятся и умирают, им на смену приходит следующее поколение, а где-то и совсем юные ждут своей будущей очереди. К сожалению, дубровинские деревья примерно одного возраста, и когда-нибудь с парком случится то, что рано или поздно случается с любым новым автомобилем в аналогичных условиях многолетней эксплуатации:  все начнет сыпаться одновременно, уже не будешь знать за что хвататься, и никакой ремонт не поможет.

 

Однако, я сильно забежал вперед – вернемся в 1979. До грядущего возрождения парка оставалось еще много лет, а в те годы единственным рабочим объектом Дубровинки был общественный туалет. Сегодня трудно представить, что на весь центр города было два общественных туалета: один – в Дубровинке, а другой – под киоском «Союзпечати» (сегодняшний Нарвессен возле Тарелочки).

 

Позвольте, а... а как же во время больших праздников, как же во время «демонстраций трудящихся», когда в центре города собиралось много народа...Посмотрите сколько сегодня синих кабинок, а ведь и их во время праздников и концертов не хватает – очереди. А – как же в те годы?

 

Да кого это в те годы волновало!

 

Парковый туалет находился приблизительно напротив того места, где впоследствии возведут новый корпус пединститута. Это был нормальный советский туалет «парковой» конструкции: потолок, стены и стандартные дыры в полу. В механизме туалета нечему было ломаться, поэтому он простоял достаточно долго.  Подойти к нему было возможно только при условии очень-очень крайней необходимости – радиус поражения составлял не менее тридцати метров.  И даже после того, как туалет ликвидировали и заровняли землей место, он еще долго продолжал напоминать о себе – не спрашивайте чем.

 

Не знаю, какую загадку скрывал в себе старый парковый туалет, но стоит только спросить у кого-нибудь из городских старожилов «а помнишь туалет в Дубровинке», как лицо человека сразу же озаряется теплой ностальгической улыбкой: «дааа, было время...» То есть: туалет запомнили все.

 

Посмотрите на этот снимок:  он сделан с окраины парка, как раз поблизости от ностальгического туалета.  Эти дома и хозпостройки находились на том самом месте, где сегодня расположился  новый корпус  ДУ. От кого-то я услышал, что эта территория называлась МайкИ,  здесь были крепкие староверческие хозяйства и огороды. В левом углу снимка за деревьями просматривается кусочек дамбы, а на правой кромке можно увидеть огрызок пасущейся лошади.

 

А это – картинка с противоположной стороны университетского болота.  Самого университета, как видим, здесь еще нет. Зато можно разглядеть кусочек дамбы. В те годы у болота была плохая слава. Первое, о чем меня предупредили соседи по дому, это не лезть в болото – там постоянно кто-то тонет.  А через несколько дней утонул мой сосед по дому и вдова попросила меня сфоткать портрет, пока тот еще прилично выглядит.

 

Утопленник лежал на большом обеденном столе и выглядел не очень прилично. То есть:  как и при жизни.

 

- А зачем он полез в болото? – спросил я хозяйку.

 

 Она удивилась моей наивности:

 

- Напился и полез...

 

...А поскольку периодические утопления на одном и том же месте продолжались и в последующие времена,  то я понял, что напиться и утонуть в болоте – это просто популярный вид местного спорта и ничего необычного в этом нет.

 

Ну и еще одна странность. Я был очень удивлен, что за очень короткое время меня дважды просили сфотографировать родного покойника; ну, а поскольку подобные приглашения повторялись и впредь, то не удержался от вопроса:  что это означает?  В тех местах, где я жил прежде, подобная традиция показалась бы дикостью:  люди предпочитали запомнить близкого человека живым, а не мертвым.

 

- Это – Прибалтика, - назидательно объяснили мне, - здесь уважают смерть!

 

(Продолжение следует)