Об отлучении, Латвии, Даугавпилсе, Льве Толстом, Владимире Познере, политике и многом другом – в эксклюзивном интервью еженедельнику «СейЧас».

– Удивительно, но вы у нас впервые, хотя живете в Латвии более 50 лет…

– Даже и не знаю, почему у вас раньше никогда не была. А сейчас молодой даугавпилчанин Артур Лисов, у которого энергия бьет через край, он мой ученик, приезжает ко мне на концерты в Ригу, ассистирует, в один прекрасный момент сказал: «Не могли бы вы к нам приехать?» Я никогда не отказываюсь, когда меня зовут, и вот я здесь, в соборе Непорочного зачатия пресвятой девы Марии.

– И какие впечатления от органа и города?

– Орган, как и многие подобные органы в городах и местечках Латвии, нуждается в ремонте. Для такого шикарного собора, я не побоюсь этого слова, я просто задохнулась от такой красотищи, орган довольно скромненький. Можно было бы и посерьезнее иметь… А город чудесный! Милый, спокойный, лучшие здания в городе, на мой взгляд, – церкви. Здесь их навалом. Какой потрясающий православный собор Бориса и Глеба! И никакой провинциальности – он краше рижского православного собора, я просто потрясена…

– Готовясь к разговору с вами, я прочитала, что ваша пра-пра – не знаю, сколько прабабушка была кормилицей Льва Николаевича Толстого. Это так?

– Может быть, легенда… Документальных подтверждений нет, но некоторые мои подруги говорят, что я на него похожа… Ну мало ли чего можно напридумывать… Но Толстой приходил к своей кормилице, перекладывал ей печку, ночевал у нее. Там были девки свои крепостные. Дальше сами понимаете…

– Да, Лев Николаевич в молодости до девок был охоч… Как в вашу жизнь вошел орган?

– Вошел каким-то мистическим образом. Папа хотел, чтобы я стала музыкантом. И у меня никогда не стоял вопрос, чем заниматься, я была просто помешана на музыке. Мне вот задают из книжки сыграть два этюдика, я пока всю книжку не сыграю, не успокоюсь. Такая вот ненасытная была. И однажды я услышала орган. Мы жили на Урале, сейчас этот город называется Озерск, тогда – Челябинск-40 (закрытый был город), услышала по радио. Родители, когда поженились, первым делом купили радиоприемник, еще спать было не на чем, есть не на чем, а приемник уже был. Я его помню – зеленый такой таинственный глаз, из него можно было все услышать, я слушала и наполнялась. И вот – такие необычные звуки, я тогда еще не знала, что это орган. Потом я увидела это чудо в кино. «Какая красота есть на белом свете!» – подумала я тогда с замиранием сердца. 

Я окончила в Челябинске-40 музыкальную семилетку и поехала в Свердловск доучиваться. Когда я была в десятом классе, папа поехал в Ленинград в командировку и привез буклет. И там я увидела, что в Ленинградской консерватории есть отделение фортепианно-органной музыки. Я чуть не упала… До этого собиралась в Свердловской консерватории учиться, но теперь – все, еду в Ленинград. Я поступила в Ленинградскую консерваторию и в первый же день побежала искать, где тут орган… У меня были замечательные педагоги, но вот педагог по органу от меня шарахался, сказал, что занятия будут только со второго курса. Ну и потом все мурыжил меня (если в двух словах, то этот педагог просто видел в Евгении Лисицыной серьезную конкурентку своей дочери, тоже начинающей органистке. Поэтому отношения не сложились. – Прим. авт.). Я познакомилась в магазине нот с Марком Борисовичем Шахиным, был такой органист в Ленинграде, стала его ассистенткой, начала с ним ездить на концерты. Позже в Минске я сыграла «Страсти по Матфею» Баха, в консерватории об этом узнали, это все мой длинный язык, растрезвонила, а надо было молчать. В конце концов меня из Ленинградской консерватории исключили за задолженность по английскому языку, по которому у меня всегда была пятерка с плюсом! Исключили с четвертого (!) курса в день моего рождения – 11 ноября…

И Марк Борисович сказал мне тогда: «Женечка, поезжай в Прибалтику». Переводиться не было возможности, надо было снова поступить. Шахин договорился с моим будущим педагогом Николаем Карловичем Ванадзиньшем. И вот так в мою жизнь вошли Рига и орган Домского собора.

– И на нем вам теперь не дают играть?

– Да, уже четыре года. Я была солисткой филармонии, сыграла очень много концертов. В 1993 году филармония лопнула, появилась администрация – один человек. И она меня не любила… Раньше я играла четыре концерта в месяц, сейчас разрешили четыре в год… Ладно, я много ездила, играла в Италии, Германии, Польше. Потом мне сказали – три концерта в год, затем – один концерт… И вот как-то после очередного концерта я задала вопрос: «Когда будет следующий?» В ответ: «Не знаю, не знаю… Очень много органистов…» Ну нет, так нет. Я теперь постоянно играю в Старой церкви Гертруды и в церкви святого Павла в Риге, это мои площадки. В прошлом году, отмечая юбилей, 11 ноября я сыграла две разные программы в двух церквях.

– Опять же, готовясь к разговору, я с удивлением увидела ваше имя в политическом контексте. Вас не пускают на Украину?

– Я не могу поехать на Украину, хотя там моя семья: мой младший сын женился на украинской девочке, просто божественной девочке, у них двое прекрасных пацанов. Один из них меня тоже мамой называет и говорит: «Мою маму-террористку не пускают на Украину…» Я активна в социальных сетях. Сама не высказываюсь, делаю определенные репосты. Что получается: мне, русской, нельзя симпатизировать России?! Меня звали в Донецк играть, я там когда-то выступала, и я подумала: «А вдруг меня потом в Латвию не пустят?» Я не знаю, что сейчас у всех случилось с мозгами…

– Оставим политику. Что любите читать, смотреть, какое культурное событие стало недавним потрясением?

– Мои концерты для меня – главное событие. Стараюсь все время менять программу, никогда не отказываюсь, если меня зовут выступать. Книги… Я очень увлекаюсь историей, особенно той, которая была недоступна в советское время. Я давно, когда все стали издавать, накупила кучу, читаю теперь. Вспоминаю папу: он в моем возрасте говорил, что художественная литература ему уже неинтересна, только историческая. Мне нравятся политические передачи, а кино не люблю – штампов много, они повторяются, как-то скучно от этого…

– С каким настроением встречаете столетие Латвии?

– В 1965 году я приехала поступать, поступила в Латвийскую консерваторию. Я обожала Латвию, я молилась на нее: бывало, еду после поездки из аэропорта по мосту, слева – Домский, справа – мой дом, солнце, и абсолютное счастье. Все это было... Я сыграла всего Баха к 800-летию Риги, это мой подарок, я сделала столице «Музыкальное приношение» (так называется цикл произведений Баха. – Прим. авт.). А в последнее время я чувствую, что меня ненавидят, люди стали другие, молодежь другая, грубая… Я чувствую атмосферу ненависти. Вы разве не чувствуете?

– Нет.

– Ну а то, что мы слышим в открытом политическом эфире? Эта гадость всех касается…

– Как-то у нас снова политика вылезла как черт из табакерки. Давайте по опроснику Пруста пробежимся. Ваша самая характерная черта.

– Любовь к музыке.

– Любимое занятие.

– Играть на органе.

– Мечта о счастье.

– Играть, играть, играть…

– В какой стране хотели бы жить?

– В Италии.

– Любимый герой в истории.

– Ой, их очень много…

– А кого из исторических персонажей вы презираете?

– Какое я имею право презирать! Я никого не презираю. Я могу испытывать неприязнь к человеку, но не презрение…

– Ваше состояние духа в настоящий момент.

– Прекраснейшее! Я ведь только что сыграла концерт…

– И в конце вопрос, который в своих программах задает Владимир Познер…

– Не люблю Познера! Он позер! Он не умен, он все время одинаковый. Он мне всегда не нравился, всегда. Высокомерия в нем много, а мне в людях нравится простота. Не люблю, когда играют в театр…

– Спасибо вам, Евгения Владимировна, за концерт и разговор. Приезжайте к нам еще!

– Позовете – приеду.