Даугавпилс-1932: приметы времени1
Новизна послевоенной жизни всецело подчинила себе застоявшееся старое бытие. Автор статьи 85-летней давности обращает внимание на то, что довоенный Двинск представлял собой провинциальный уездный городок. «Базарная площадь, вымощенная круглым булыжником и казавшаяся местным обывателям невесть каким пространством. На площади собор, гостиный двор, лавки, а недалеко от площади каменное здание гимназии или реального училища с непременным при нем садом; бульвар и прилегающие к нему присутственные места. С одной стороны река, а с другой – "слобода" или "предместье" с немощеными улицами, посередине – центр города с рядом мощеных улиц и неизменными названиями: Московская, Петербургская и Дворянская. Вот и вся картина. Впрочем, в Двинске была еще одна достопримечательность – красивая дамба, по которой обыватели совершали свою вечернюю прогулку, направляясь к железнодорожному мосту, чтобы поглядеть на сложенные для замены штабеля шпал, и сопутствовать завистливыми глазами быстро мчащимся мимо них из Петербурга в Петербург заграничным поездам-экспрессам».
Современник отдалившегося бытия отмечал, что особенных нарушений тишины и спокойствия, кроме пресловутого 1905 года, в городе не наблюдалось и жизнь в общих своих чертах «текла мирно, спокойно и сытно». Интересы, вопросы дня и момента, как принято было называть цикл проявлений «обывательской самодеятельности, разрешались путем переписки местного начальства с губернским, и потому обывателям особых забот не доставляли». Различные национальности, издавна населявшие Двинск, уживались более или менее дружно, классовой и расовой вражды не наблюдалось. Словом, не было ничего такого, что бы «летописец мог отметить в своих анналах, и обыватель, не чувствуя тревоги за завтрашний день, спокойно предавался своему обычному труду, гулял, гуторил на улицах, устраивал по воскресным дням в Погулянке или Стропах пикники, посещал в праздники церкви и синагоги, а в царские дни отправлялся на площадь, чтобы присутствовать на военных парадах расквартированной в Двинске 25-й пехотной и артиллерийской дивизий».
Разделяй и властвуй
Но в то время как горожане предавались «дремотной» жизни, уверовав, что «все узаконенные пути ведут к преуспеванию, бог времени Хронос продолжал описывать годовые круги и в 1915 году вверг «наш богоспасаемый город» в пучину войны. Спасаясь, его жители «рассеялись по городам и весям необъятной России, надеясь пережить там лихую годину». Между тем «метательные немецкие бомбы и постройка большевиками «нового мира» делали свое разрушительное дело». В итоге внутренний строй жизни Двинска кардинально изменился, а его внешний вид представал в руинах и развалинах. Когда «коренные двинчане, насытившись в новой России социалистическими благами, после освобождения 3 января 1920 года Двинска латышскими и польскими войсками возвратились к родным пенатам, им пришлось в первую очередь заняться восстановлением разрушенных семейных очагов». За этой социальной работой люди и не заметили, «как из окружающих местечек налетели "новые птицы", которые "запели" шумно и нестройно новые песни». Автор статьи в этом смысле указывает на «доморощенных революционеров, недоучившихся гимназистов», «сельских учителей и сдавших, экзамен «на первый классный чин», начитавшиеся дешевых брошюр и нахватавшиеся верхушек учения Карла Маркса. Эти охотники за властью, «действуя демагогическими приемами на инстинкты масс, захватили бразды правления в городском самоуправлении и общественных организациях, стали сеять в своих песнях классовую вражду и расовую неприязнь. Общий лейтмотив этих новых песен: divide et impera – разделяй и властвуй». Что ж, они добились того, что «оглашенные диким тоном новых певцов, прежде спокойные городские наши массы стали, что, называется "бесноваться". Двинчане забыли мирный уклад жизни, ухватились за политику и, памятуя высказывание Ленина о том, что "государством может править даже всякая кухарка", забросили повседневную работу, увлекшись вместо этого пустым словопрением. Каждый воображал себя Бисмарком, Меттернихом и Адамом Смитом. А бог Хронос описывал дальше свои годовые круги и в 1931-м «преподнес пилюлю, именуемую кризисом».
В заключение статьи ее автор (Я. Витенберг) задается вопросом: «Каковы же будут песни этих новых птиц в настоящее тяжелое время? Будут ли они и в дальнейшем петь про классовую рознь, ненависть и вражду, или вернутся к мотивам мирного времени? К песням гуманности, солидарности, честного труда, любви к ближнему.
Неужели сплотить людей может только война? Она и грянет в 1941-м, принеся с собой иное восприятие действительности. Когда Вторая мировая закончится, многим будет казаться, что наступило время всеобщего братства. Увы, только казаться… Политики по-прежнему преуспевают в поиске проблем на наши с вами головы, делая для этого все возможное.
А тогда, в обстановке экономического кризиса начала 1930-х, партия К. Улманиса не имела абсолютного большинства сторонников. На выборах в Сейм 1931 года Крестьянский союз получил только 12% голосов и 14 мест в Сейме. Сам Улманис смог пройти в парламент лишь после того, как значившийся в списке выше отказался от депутатского места в его пользу. Осенние выборы 1934 года сулили Карлису катастрофу, в газетах того времени будущего «отца нации» называли «отцом латвийской коррупции». Как известно в мае 1934-го все закончилось переворотом с ликвидацией законодательной власти. Улманису было с кого брать пример, ведь подобные «переворотыши» уже совершились в Литве (1926) и в Эстонии (март 1934).
Безработные, лотерея и красотки
За два года до переворота беспартийный и независимый орган Латгальской общественности газета «Двинский голос» уведомляла, что в грязных, прокуренных помещениях биржи труда на улице Аллейной, 7, ежедневно собираются люди в ожидании предложений работы. И если раньше здесь можно было увидеть только представителей «неопределенных профессий, чернорабочих и людей случайного труда вообще», то в наступившее кризисное время приходили регистрироваться ремесленники, купцы, лица с аттестатами зрелости, с дипломами вузов. Не получая работы по своей специальности, они устраивались чернорабочими. Печальная картина вопиющей нужды. Два-три дня голода – явление обычное. Масса изнурилась и истощилась. Многих толкает сюда задолженность за квартиру – безработные пользуются привилегией неплатежа. К этим людям беспощаден туберкулез». На 1 февраля 1932 года в Даугавпилсе было зарегистрировано 2091 безработный (1508 мужчин и 583 женщины). (На конец июня 2017 года в Даугавпилсском филиале ГАЗ зарегистрировано 4289 безработных горожан и 1926 безработных жителей Даугавпилсского края, т. е. в общей сложности 6215 человек. Это ли не примета экономического и политического кризиса?!).
В тяжелое время люди склонны верить в разного рода чудеса, в счастливый выигрыш. По вечерам у газетных киосков собирались ловцы удачи в ожидании скорохода, доставлявшего с вечернего поезда кипу свежих, пахнущих типографской краской газет. Газеты быстро раскупались, и глаза покупателей принимались высверливать нужную страницу с цифрами – таблицу розыгрышей Красного Креста. Свои номера заучивались наизусть. Понятно, что везло далеко не всем. Но даже самый скромный результат воспринимался удачей, ведь это давало возможность купить билет на следующую лотерею. Лотерея Красного Креста воспринималась единственной возможностью разбогатеть сразу и основательно, что влекло к ее колесу счастья сотни тысяч. И если бы не благая цель предприятия поддерживать учреждения Красного Креста, можно было бы протестовать против ажиотажа, вовлекающего бедные слои населения в азартную игру. Богачей «лотошка» интересовала мало, у них имелись более надежные способы выиграть. Да, собственно, что изменилось с тех пор?..
Но если мужчины питали надежду на лотерейное счастье, то женщины Даугавпилса между двумя войнами искали его в другом. В 1932 году в городе состоялись выборы совсем не политического толка – выбирали мисс Даугавпилс и ее фрейлин. При этом отмечалось, что претенденток на мисс Даугавпилс в тот раз было больше обычного. Победила 17-летняя Э. Лабудзь, явившаяся на конкурс «почти Золушкой: ее лицо было свободно от косметики, вьющиеся русые волосы спутаны ковбойской шляпой, а бубикопф (короткая стрижка) был сзади срезан, как будто собственноручно. Все это ей не только не повредило, но, наоборот, послужило на пользу. Победу девушке принесла ее молодость, свежесть, непосредственность, бойкость и задор. М-ль Г. Окунь досталось звание первой фрейлины, а м-ль Ф. Рогозиной – второй». Красота в очередной раз пыталась спасти мир.
Газета «СейЧас» благодарит Даугавпилсский краеведческий и художественный музей за помощь в создании этой статьи.
На фото: В 1932 году в городе свыбирали мисс Даугавпилс и ее фрейлин. Победила 17-летняя Э. Лабудзь, явившаяся на конкурс «почти Золушкой: ее лицо было свободно от косметики, вьющиеся русые волосы спутаны ковбойской шляпой, а бубикопф (короткая стрижка) был сзади срезан, как будто собственноручно. Все это ей не только не повредило, но наоборот, послужило на пользу. Победу девушке принесла ее молодость, свежесть, непосредственность, бойкость и задор. М-ль Г. Окунь досталось звание первой фрейлины, а м-ль Ф. Рогозиной – второй».